Против течения - Рогов Борис Григорьевич

«Мадонна Литта» и «Мадонна Бенуа», «Даная» и «Блудный сын», сокровища Пазырыка и Древнего Египта, Рубенс и Караваджо, Эль Греко и Тициан, всё смешалось в наших натруженных мозгах.

В пять вечера Леночка взмолилась:

— Борюси-и-ик, миленький! Ну, пойдём быстрее отседова, сил моих дамских больше нету! Лучше мы часок-другой погуляем по слякоти и сырости, чем ещё по этому кладбищу человеческого духа, как сумасшедшие слоны.

— Леночка! У тебя же папа художника! Как ты можешь? Как? Это же великие живописцы! написавшие великие картины! — паясничаю я. — Хотя по большому счёту, я с тобой солидарен, что-то меня тоже уже подташнивает от всей этой помпезности золотых рам. Объявляю программу окультуривания законченной. Может, еще по стопочке коньячку вмажем, перед выходом на скользкую дорожку?

— Борь, нет, ты всё-таки болтун неисправимый! Ни минуты не хочу больше оставаться здесь. И коньяк здесь дорогой! Лучше осядем где-нибудь в ближайшей рюмочной. Там и накатим по «писят», как говорят в кругах близких к искусству.

…

По-зимнему ранняя ночь уже опустилась на город. Дворцовая подсвечена декоративными светильниками, это создаёт торжественную и величественную атмосферу. Вот мы уже толкаемся на входе в самую знаменитую Ленинградскую кондитерскую «Север». Нам в очередной раз везет — в кафе на втором этаже оказываются свободные места у самого окна, выходящего на Невский. Берем по чашке кофе с двойной дозой коньяка и пару фирменных пирожных.

Настроение у нас после бегства из музея необъяснимо поднялось, мы сидим и просто вспоминаем разные ленинградские анекдоты: — и про «папа едет в Ленинград, — папа купит мне мопед», и разные другие, которые рассказываем шёпотом. Театр «Эстрады» расположен в двух шагах от «Севера». Нам сегодня туда.

Искусство пантомимы легло как-то во время. Слава Полунин — трогательная фигура клоуна в жёлтом балахоне, разговаривающего с самим с собой, по надувному телефону, бесконечно печален в своём раздвоении. Танцующие на швабрах уборщицы, смешные просто до колик. Ребята просто горят на сцене. В зал льётся такой поток энергии, что, публика рукоплещет без перерыва. Когда зазвучала бессмертная «Блю Канари», я вдруг почувствовал на своей руке теплую ладошку своей спутницы. Тут же накрыл её ладонь своей.

Через полчаса Лена наклонилась к моему уху и прошептала:

— Боря, меня не теряй, я выйду, встретимся в фойе…

— Что случилось? — не понял я, — подожди, через полчаса спектакль закончится, мы пойдём в ресторан, там ты всё…

— Не тарахти! Кажется, у меня проблема — уже с досадой от моей тупости шепчет подружка. — Если мы еще посидим, то будет очень неловкая ситуация. Потом объясню, тупенький.

— Ну, нифига себе, — думаю я про себя, а вслух шепчу: — Давай, я тогда с тобой.

— Подожди здесь, — серьёзным голосом говорит Ленка и скрывается за дверью дамской комнаты. Я же получаю в гардеробе наши шмотки и рассматриваю портреты артистов. Внезапно у меня за спиной кто-то покашливает. Я оборачиваюсь и теряю дар речи… Сам маэстро Полунин:

— Молодой человек, извините, не могли бы вы сказать, почему вы вышли с представление? Я видел, как вы восторженно горели глаза вашей спутницы… а потом вдруг встали и вышли. Обидно!

— Вячеслав Иванович, — Полунина коробит от такого обращения, — мы в восторге от вашего выступления, но у моей девушки что-то случилось. Наверно съела чего-нибудь. И раз уж мы с вами сейчас разговариваем, я не могу не поделиться с вами некоторыми прогнозами.

— Да? Любопытно. Какими же? — Полунин становится ироничным.

— Просто невероятных! Я не знаю всего, но то, что вы станете почётным гражданином Лондона, построите особняк под Парижем и будете несколько лет выступать с труппой «Дю Солей», это совершенно точно. В Союзе и России тоже будете обласканы на всех уровнях. Любовь публики, любовь критики, и даже властей будут сопровождать вас на протяжении всей…