Против течения - Рогов Борис Григорьевич

Сухово-Кобылин прекрасен. Его текст может озвучивать любой желающий, и на восприятие ни как не отразится мастерство актёра. Гротеск, ирония, сарказм как раз то, что я люблю. Хорошо нас приучила Элеонора в нашем киноклубе видеть эти нюансы. Интересно, Рогова то каким ветром сюда занесло?

Однако как только закончился первый акт, он потащил нас к невысокому мужчине лет сорока, со смешным чубчиком, падающим на глаза.

— Евгений Венедиктович, очень рад встретить вас в живую! — вдруг обращается Боря к этому мужику. Интересно, откуда он его знает?

— Можете оставить нам автограф? — с этими словами он достаёт из кармана блокнот и ручку.

— Молодой человек, мне, конечно, лестно слышать от вас такие слова, но откуда вы меня знаете?

— Я не могу вам этого сказать, к сожалению. Зато точно знаю, что вы издадите целых пять книг. «Записки бродячего повара» выдержат целых три издания и с неплохими тиражами. Особенно популярны будут ваши выступления на радио, поэтому не отказывайтесь ни в коем случае.

— Спасибо молодой человек за добрый отзыв о моих литературных опытах, но я пока и одной книги не закончил… О них вообще пока кроме меня никто не знает. Скорее всего, вы меня с кем-то перепутали, но автограф, дам, мне не трудно. Как вас зовут?

Борька протягивает блокнот и ручку. Меня заинтриговали его слова о его странных «знаниях». С одной стороны, это так примитивно, а с другой, видно же, что парень не глупый, и не стал бы прибегать к таким уловкам. Тем более, что он не мне это всё рассказывает, а этому Вишневскому…

— Борь, а что это ты говорил про своё таинственное умение? — спросила я, когда мы вернулись на свои места. Борька как-то странно замялся, таинственно огляделся по сторонам и сказал:

— Кроме того, что я сейчас сказал Евгению Вишневскому, ничего больше рассказать не могу. Кроме того… Впрочем, второе действие начинается. После спектакля поговорим.

Он не успевает закончить свою тираду, как занавес распахивается, гаснет свет, и начинается второй акт. Спектакль становится нестандартным не столько тем, что происходит на сцене, сколько интригой, которую закрутил этот пройдоха.

Еле дотерпела до конца второго акта и сразу после слов «Врешь, купец Попугайчиков, не прошло еще наше время!..» тяну Борьку за рукав снова.

— Борь, а как ты оказался на спектакле? Ты театром интересуешься? — начинаю я издалека.

— С недавних пор. Совершенно случайно, надо признаться. Просто попалась мне книжка про английского режиссёра Питера Брука «Пустое пространство». Она меня зацепила, а прочитав во вчерашней «Вечёрке» анонс спектакля я не мог пропустить Суховерхова. Он же исповедует ту же идею минимализма. Ты, к слову, статейку читала?

— Она читала! Потому что это я ей эту газету вчера подсунула. — Вступает в разговор Ирка. — А не подсунула бы, Олька бы не узнала, она со своими куколками возится.

— Ира, тебе конечно, огромное и персональное спасибо, но помолчи, пока старшие разговаривают.

— Ой, да ладно! Старше-то всего на пять лет, подумаешь важная какая… — Ирка надувает губы и отворачивается, делая обиженный вид.

— Борь, а ты автора книжки про Брука не помнишь?

— Это не про Брука, это он написал про свой взгляд на театр. Перевод конечно, но переводчика я даже не прочитал. Помню, там много было про философскую сущность сценического искусства, про то, как он пришёл к мысли отказаться от декораций, костюмов и прочей мишуры. Представляешь, у него в одном из спектаклей артисты вообще голые на сцену выходили.

Так мы проболтали второй перерыв, потом, после третьего акта, когда после слов «…мцырь, упырь, вуйдалак не знаю, но хобот крепости адамантовой» спектакль закончился, я решила взяться за Борьку всерьёз. и выведать всё по дороге домой. Он же не сможет не проводить нас.