Против течения - Рогов Борис Григорьевич

Сердобольные тётушки на входе выдали одёжную щётку и помогли почиститься, с любопытством и жалостью выслушав рассказ про падение в яму.

— Не, не можно у нас падач! Ниц не падав ни разу. — На смешной смеси русского с польским уверяла меня старшая дежурная. Сначала я не придал этому никакого значения. Возраст женщин свидетельствовал, что они могли учить русский ещё в коммунистической Польше.

Зато из предостерегающих надписей исчез английский и появился русский. Это заставило меня более пристально приглядеться к окружающему пространству. Жаль, что тётушки оказались совершенно аполитичны и газет не читали.

— Милые девушки, — решил я рубануть напрямую, — что-то с памятью моей стало. Тут помню, тут не помню. Не скажете ли, существует ли Советский Союз?

— Матка боска, пан, наверно, в самом деле, сильно приложился, — женщины рассмеялись. — Вот уже тридцать лет как нема ниякого СССР. Вы, русские, тогда наконец-то взялись за ум и отпустили всех, кто не хотел жить с вами в одном лагере.

— Что-то тут не то, — подумал я. — Надо срочно возвращаться в Кентшин, включить ТВ, купить газет, посерфить Инет, а то может оказаться, что я со своими «новыми злотыми» из того XXI века окажусь не дееспособным. Если Родина окажется совершенно другой страной, становится не понятно, что делать и как возвращаться.

На стоянке перед главным входом в музей «Вольфшанце» стоит только одна такси. Какой марки и какого времени сказать сложно. В XXI веке модификаций так много и они так разнообразны, что судить по внешнему виду я и прежде не пытался.

— Дзень добры! — приветствую я водилу, — может ли пан взяч таки пенендзы?

— Яки, таки? — удивляется тот и берет у меня из рук купюру в двадцать злотых с усатым королём Болеславом.

Он долго с любопытством разглядывает её со всех сторон, смотрит на свет, даже обнюхивает. По всему видно, что такой банкноты он никогда не видел. Наконец, он поворачивается ко мне:

— Не, никды не видзев таку купюру. Двадзешёнт злотых вот таки, — он вытаскивает из кармана смятую двадцатку с каким-то очкастым мужиком, совсем не похожим на короля, хотя и с усами. — Но, пан, это очень маленькие пенендзы, на них только стакан хербаты можно купич.

— Может в качестве сувенира? — предлагаю я таксисту.

— Не можно, мам чворо дзеци, вшистких тшеба кармич, — с явным сожалением в голосе ответил усатый пан и вернул мне двадцатку.

Мне не привыкать. Автостоп — наше всё. Стоит мне выйти на трассу как останавливается обычное авто. Я уже ожидал увидеть что-то совершенно чуднóе, флайер какой-нибудь, но никак не подержанный «Opel Kadett». Зато за рулём был весёлый рыжий парень Фриц из Германии, который был рад подвезти меня до Кентшина. Фриц даже сносно мог говорить по-русски, от чего моё краткое путешествие оказалось ещё и полезным.

Я старался из всех сил контролировать свою речь, чтобы не дай бог не выдать своё незнание реалий. Любопытство, конечно, распирало, но я держался.

Родной город Фрица — Бремен, а его предки были когда-то выселены из Восточной Пруссии. В этом году ему исполнилось восемнадцать, и отец подарил ему дедушкин автомобиль. Сам купил себе «Volkswagen Esaul», самый модный в этом году.

— А почему «Есаул»? Это же вроде бы чин у русских казаков. Я просто не не слежу за новинками. Мне что есаул, что вахмистр, что урядник — всё едино.

— Понятно, у каждого свои интересы, — Фриц с пониманием кивнул головой. Горьковский автозавод давно купил Фольксваген. Теперь действительно целая линейка русско-немецких машин по миру гоняет. При этом, чем старше чин, тем мощнее машинка. «Фольксваген-Гетман» — любимая машина нашей Ангелы Меркель.

— А ты, Фриц, как к её персоне относишься? Если это не секрет.