Сестры - Бернар Миньер (2020)

Мастерская Лолы оказалась просто чуланом, от пола до потолка забитым огромными белыми панно, где китайскими чернилами был нарисован тот самый хаос, обещанный в афише: немыслимая мешанина теплообменников, трапов, металлических мостов, туннелей, железнодорожных путей, башен, облаков, уличных фонарей, нарисованных с беспомощностью детских каракулей и перепутанных, как спагетти в тарелке. Одни и те же мотивы кочевали с полотна на полотно, и единственной разницей было их расположение. «Опять змеи», – подумал Сервас. Только теперь стальные, бетонные и… чернильные.

Из-за второй занавески в глубине комнаты слышались женские голоса. Мартен кашлянул, и занавеска распахнулась. Он сразу узнал лошадиное лицо, фиолетовые волосы и высокий рост.

– Лола Шварц?

– Да.

Он вынул удостоверение.

– Капитан Сервас. Мне хотелось бы поговорить с вами об Амалии Ланг.

– А я-то все думала, когда же вы придете, – сказала она.

Он был готов к такому разговору: эта территория ему не принадлежала.

– Вы были на похоронах.

– Совершенно верно. – Она пристально, в упор, посмотрела на него. – Как это вам удается?

– Как мне удается что? – переспросил Мартен, немного сбитый с толку.

– Да заниматься таким ремеслом. Сыщик… Кто в наше время хочет стать сыщиком?

– Ну…

– Вот уж и правда – а что вам удается? – бросилась в атаку Лола, не давая ему передышки. – Вы позволяете мальчишкам резать вам глотки, оскорблять вас, плевать на вас. От вас требуют расширять дело, вместо того чтобы ловить преступников, и изводить тонны бумаги всякий раз, как идете просто пописать. Вы даже на допросах не можете теперь отвести душу, у вас рекордный процент разводов и суицидов – мало радости, а?

Лола произнесла все эти слова ледяным тоном, словно протокол зачитывала, без малейшего сожаления: полицейские – враги для того слоя людей, к которому принадлежала она.

– И вы полагаете, что работа полицейских сводится только к этому?

– Не знаю, я в этом не разбираюсь.

– А в чем вы разбираетесь?

– Ага, когда нечего сказать, вы бьете ниже пояса.

Сервас подавил нарастающее раздражение.

– Лола Шварц – это ведь псевдоним, – констатировал он, изо всех сил стараясь смягчить злость, прорвавшуюся в голос. – А каково ваше настоящее имя?

– Изабель Лестрад…

– Вы хорошо знали Амалию? На кладбище у вас был очень расстроенный вид.

На лицо Лолы-Изабель набежала тень грусти. Она вгляделась в лицо полицейского, надеясь найти какие-нибудь признаки сарказма, но не нашла и задумалась.

– До той поры, пока она не сошлась с этим типом, знала хорошо.

– А потом?

– А потом Амалия изменилась, отдалилась от нас, и я была единственной, с кем она еще время от времени встречалась. Все реже и реже…

– А его?

– Только шапочно… Я читала несколько его книг. Барахло… А больше я о нем ничего не знаю, кроме того, что он всегда казался мне самодовольным дураком.

«Точно подмечено», – подумал Мартен.

– Расскажите мне об Амалии. Как вы с ней познакомились?

– А не пойти ли нам выпить пивка в буфет? У меня от разговоров в горле сохнет.

Буфетом называлась стойка из клееной фанеры с кофемашиной, которая, как видно, служила сверхположенного срока, и с пиворазливочным автоматом. Возле него толпился народ, и им пришлось пробираться между клиентами.

– Амалия, – объяснила Лола, утолив жажду, – вошла в нашу жизнь так же, как и ушла: в одночасье. В одно прекрасное утро появилась со своим узелком. Сказала: «Я – фотограф и хотела бы присоединиться к вашей компании. Где мне найдется местечко?» И всё это с милой гримаской и с видом человека, порядочно помотавшегося по свету. Такова Амалия: за хрупкой внешностью – бульдозер. Ей было невозможно в чем-нибудь отказать. Да и фотографии у нее были великолепные. Ну, и мы, конечно, сразу взяли ее под крыло.