Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

– Скажите мне, что делать, – сказал я, не отрывая от него глаз, – кому звонить, где срезать углы, и тогда во всем вините меня. Вините меня, Датт. Пожалуйста. Но принесите форму – на тот случай, если он явится.

Я стал смотреть на то, как он мучается сомнениями, бедняга.

В тот вечер, после семи часов, мне позвонила Корви.

– Все готово, – сказала она. – Бумаги в порядке.

– Корви, я в долгу перед тобой.

– Босс, думаете, я этого не понимаю? Там будете вы, ваш человек Датт и его… кхм… «коллега»? Я буду ждать.

– Возьми с собой удостоверение и будь готова поддержать меня в разговоре со службой иммиграции. Кто еще в курсе?

– Никто. Похоже, я снова стану вашим водителем. Когда?

Вот вопрос: как лучше всего исчезнуть? Должен быть какой-то график на эту тему, какая-то тщательно рассчитанная кривая. Является объект менее заметным, если вокруг нет других таких же или когда он – один из многих?

– Не слишком поздно. Не в два часа ночи.

– Рада это слышать.

– В такое время, кроме нас, там никого не будет. Но и не посреди дня: тогда слишком велик риск, что кто-то нас узнает.

Значит, после заката.

– Завтра, в восемь вечера, – сказал я.

Сейчас была зима и темнело рано. Толпы еще не рассеются, но будут окрашены в сонные, приглушенные вечерние цвета. Нас легко будет не заметить.

* * *

Мы занимались не только хитростями, но и выполняли порученные нам задачи – писали отчеты о ходе дела, связывались с родственниками. С помощью моих советов Датт тщательно составил письмо, в котором вежливо и с сожалением не сообщал решительно ничего мистеру и миссис Джири, главный посредник которых теперь был в милиции Уль-Комы. Это было неприятное ощущение власти – присутствовать, словно призрак, в этом сообщении, знать их, видеть их за этим письмом, которое разделяло нас, словно зеркальное стекло, чтобы они не могли увидеть меня, одного из его авторов.

Я назвал Датту место – адреса у меня не было, и мне пришлось описывать его топографию, которую он узнал – участок парка рядом с домом, где пряталась Иоланда. Там он должен был встретить меня вечером следующего дня.

– Если кто-то спросит, скажите, что я работаю из гостиницы, заполняю безумное количество бумаг, которые от меня требуют в Бешеле.

– Мы больше ни о чем и не говорим, Тиад. – Датт не мог усидеть на месте, так он был взволнован; подозрительность сводила его с ума. Он не знал, куда ему смотреть. – Даже если я свалю вину на вас, мне теперь до самой пенсии только беседы в школах проводить.

Мы оба предполагали, что Боуден уже не выйдет на связь, однако в час ночи он снова позвонил на мобильник бедной Яллии. Я был уверен, что это Боуден, хотя он и ничего не сказал. Утром, около семи, он позвонил еще раз.

– У вас скверный голос, доктор.

– Что происходит?

– Что вы хотите сделать?

– Вы уезжаете? Иоланда с вами? Она уедет?

– Доктор, у вас один шанс. – Я нацарапал время в блокноте. – Если не хотите, чтобы я прибыл за вами, но хотите выбраться, будьте у главных транспортных ворот Копула-Холла в семь вечера.

Я разорвал связь и попытался делать пометки, чертить планы на бумаге, но не мог. Боуден не перезвонил. Во время раннего завтрака я держал телефон в руке или клал на стол рядом с собой. Выезд из гостиницы я не оформил – не нужно извещать всех о своих перемещениях. Просмотрел личные вещи, поискал то, что не мог оставить, – и ничего не нашел. Я взял с собой запрещенный экземпляр «Между городом и городом», и все.

На то, чтобы добраться до убежища Иоланды и Айкама, я потратил почти целый день. Мой последний день в Уль-Коме. Пересаживаясь из одного такси в другое, я ездил в разные концы города.

– Надолго приехали? – спросил меня последний водитель.

– На пару недель.

– Вам здесь понравится, – сказал он с энтузиазмом новичка. Он был курд.