Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

Моим соотечественникам-историкам было бы приятно, если бы в этом месте оказалось пересечение, но, хотя парк рядом с раскопками действительно был пересеченным, и пересечение подходило довольно близко к участку тщательно вспаханной земли, полной сокровищ, и тонкая полоска бешельской тверди даже разделяла части Уль-Комы в пределах этого района, в самом месте раскопок пересечений не было. Кое-кто в Бешеле утверждает, что перекос – это хорошо, что будь у нас хотя бы половина такой богатой историческими обломками жилы, как в Уль-Коме – столько же артефактов (которые, по слухам, вели себя очень странно и обладали неправдоподобными эффектами) – частей заводных механизмов, фрагментов мозаики, древних топоров и таинственных обрывков пергамента, – то мы бы просто все это продали. Уль-Кома, по крайней мере, со своим приторным ханжеством по отношению к истории (очевидная компенсация за недавние стремительные перемены, за грубую энергию недавнего развития), со своими государственными архивистами и ограничениями на экспорт, хотя бы отчасти защищала свое прошлое.

– В Бол-Йе-ане работают археологи из канадского Университета Принца Уэльского, именно там училась Джири. Ее научный руководитель Изабель Нэнси в течение многих лет неоднократно приезжала в Уль-Кому и, как и многие из них, жила там. Время от времени они устраивают конференции, иногда даже в Бешеле. – (Да уж, утешительный приз за землю, лишенную исторических артефактов.) – Последняя крупная была недавно, когда нашли тот тайник с артефактами. Наверняка вы ее помните.

О той конференции писали даже зарубежные газеты. Найденной коллекции быстро присвоили какое-то название, но я его забыл. В ней была астролябия и какая-то очень сложная, безумно специфичная штука с шестеренками, столь же вневременная, как и Антикитерский механизм[4]. Многие пытались разгадать ее предназначение, но тщетно.

– Так что за история с этой девушкой? – спросил один из улькомцев, толстый мужчина лет пятидесяти в рубашке таких цветов, из-за которых, вполне возможно, в Бешеле она была бы объявлена вне закона.

– Несколько месяцев она провела в Уль-Коме, занималась исследованиями, – ответил я. – Но до того, года три назад, она приехала в Бешель на конференцию. Возможно, вы помните – там была большая выставка артефактов и прочего добра, одолженного у Уль-Комы, неделю-две шли заседания и все такое. На конферецию люди приезжали отовсюду – ученые из Европы, Северной Америки, из Уль-Комы и прочих мест.

– Помним, разумеется, – сказал Нисему. – Там были стенды у государственных комитетов и неправительственных организаций; выставку посетили члены правительства и министры оппозиции. Весь проект открыл премьер-министр, а выставку в музее – Нисему, и каждый серьезный политик должен был там присутствовать.

– Ну вот, и она ее посетила. Возможно, вы даже ее заметили – она, похоже, устроила там небольшой скандальчик – произнесла какую-то ужасную речь про Орсини. Ее обвинили в Неуважении и едва не выставили оттуда.

Мне показалось, что кое-кто – Бурич и Катриния точно, Нисему – возможно – что-то вспомнил. И по крайней мере один человек из представителей Уль-Комы – тоже.

– В общем, после этого она, судя по всему, успокоилась. Получила диплом, поступила в аспирантуру, приехала в Уль-Кому – на этот раз для того, чтобы участвовать в раскопках, заниматься исследованиями. После того вмешательства ее вряд ли бы впустили сюда, и если честно, то я удивлен, что она попала в Уль-Кому. Там она была все время, только иногда уезжала на праздники. Рядом с местом раскопок есть общежитие для студентов. Пару недель назад она исчезла, после чего появилась в Бешеле – в «Деревне Покост», в жилом комплексе, который, как вы помните, сплошной в Бешеле и поэтому иной для Уль-Комы. И она была мертва. Все это в вашей папке, конгрессмен.