Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

– Нет, сначала вы узнаете хорошую. – Он потряс левым кулаком, театральным жестом раскрыл его и заговорил так, словно выпустил оттуда предложение. – Хорошая новость состоит в том, что я хочу дать вам одно невероятно захватывающее дело. – Я подождал. – Плохая новость. – Он раскрыл правый кулак, а затем с неподдельной злостью стукнул им по столу. – Плохая новость, инспектор Борлу, состоит в том, что оно – то же самое дело, над которым вы уже работаете.

– Господин комиссар? Я не понимаю…

– Ну да, инспектор. Кто из нас способен это понять? Кто из нас, простых смертных, получил дар понимания? Вы продолжаете вести дело. – Он развернул какое-то письмо и помахал им передо мной. Я увидел марки и тисненые символы над текстом. – Весточка из Надзорного комитета. Их официальный ответ. Вы же помните про эту маленькую формальность? Так вот, они не собираются передавать дело Махалии Джири. Они отказываются призвать Пролом.

Я резко откинулся на спинку стула.

– Что? Что? Какого дьявола?..

– Нисему от лица комитета сообщает нам, что они изучили представленные доказательства и пришли к выводу, что их недостаточно, чтобы утверждать о наличии пролома, – бесстрастно сказал он.

– Брехня. – Я встал. – Господин комиссар, вы видели мое досье, вы знаете, что я им передал, вы знаете, что это точно пролом. Что они сказали? Какие привели доводы? Там указано, кто за что голосовал? Кто подписал письмо?

– Они не обязаны называть причины. – Он покачал головой и с отвращением посмотрел на письмо, которое держал кончиками пальцев, словно щипцами.

– Черт побери. Кто-то пытается… Это просто нелепо. Нам нужно призвать Пролом. Только они могут… Как я должен все это расследовать? Я же просто бешельский коп. Тут творится какая-то херня.

– Ладно, Борлу. Как я уже сказал, они не обязаны называть причины, но они, несомненно, предполагали, что мы вежливо выразим изумление, и поэтому прислали записку – и приложение. Судя по этой написанной надменным языком записочке, проблема не в твоей презентации. Можете утешать себя фактом, что, как бы неуклюже вы ни действовали, вы более или менее убедили их, что это случай пролома. Но, как они утверждают, в ходе их «стандартного расследования», – его пальцы, жестом обозначающие кавычки, были похожи на когти птиц, – обнаружилась дополнительная информация. А именно…

Он постучал по одному из писем или какому-то хламу на столе, бросил его мне. Видеокассета. Он указал на телевизор с видеомагнитофоном, стоявший в углу кабинета. Появилось изображение – скверное, цвета сепии, с крапинками помех. Звука не было. По диагонали экрана ползли машины – не плотное, но постоянное движение. В верхней части картинки, между колоннами и стенами домов – метка даты/времени.

– Что я должен увидеть? – С датой я уже разобрался: ночь, пара недель назад. Ночь, предшествовавшая тому дню, когда нашли тело Махалии Джири. – Что я должен увидеть?

Немногочисленные автомобили ускорились, задергались. Гэдлем яростно махал рукой, управляя записью с помощью пульта, словно дирижерской палочкой. Он промотал несколько минут.

– Где все это снято? Картинка – отстой.

– Она гораздо менее отстойная, чем наши, а это главное. Ну вот, – сказал он. – Глубокая ночь. Где мы, Борлу? Исследуйте, следователь. Смотрите справа.

Проехала красная машина, серая, старый грузовик, а затем… «Привет! Вуаля!» – крикнул Гэдлем… грязный белый фургон. Он прополз из правого нижнего угла картинки в левый верхний, остановился – вероятно, повинуясь невидимому светофору – и исчез за границами экрана.

Я вопросительно посмотрел на Гэдлема.