Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

Боуден выглядел потрясенным. Похожую реакцию мы уже наблюдали у его коллег. По очереди мы побеседовали с четырьмя учеными, которых смогли найти, в том числе с Тау-ти, старшим из двух улькомцев – молчаливым молодым человеком. Только Изабель Нэнси, высокая, хорошо одетая женщина с двумя парами очков на цепочках, была в курсе исчезновения Иоланды.

– Рада познакомиться, инспектор, старший детектив. – Она пожала нам руки. Я уже ознакомился с ее показаниями. Она утверждала, что в то время, когда Махалию убили, была дома, но не могла это доказать. – Я сделаю все, чтобы помочь вам, – повторяла она.

– Расскажите нам про Махалию. У меня сложилось такое ощущение, что ее тут хорошо знали – все, кроме вашего босса.

– Уже нет, – ответила Нэнси. – Раньше – возможно. А Рошамбо сказал, что не знает ее? Это немного… неискренне. Она ведь многих задела за живое.

– На конференции, – сказал я. – В Бешеле.

– Верно. На юге. Он был там. Почти все мы там были – я, Дэвид, Маркус, Асина. В общем, она вызвала удивление не на одном заседании, задавала вопросы о диссенсах, Проломе и тому подобном. Вопросы не запрещенные, но слегка вульгарные, можно сказать – то, что скорее ждешь от людей из Голливуда, что ли, но не от исследователя, который занимается Уль-Комой, периодом, предшествующим Расколу, или даже Бешелем. Было видно, что важные шишки, которые пришли открывать заседания и проводить церемонии посвящения, начали что-то подозревать. И затем наконец она вдруг завела бредовые речи об Орсини. Дэвид, разумеется, сгорал от стыда; университет оказался в неловком положении, а ее чуть было не выставили – кое-кто из представителей Бешеля поднял большой шум по этому поводу.

– Но ее не выставили? – спросил Датт.

– Думаю, все решили, что это она просто по молодости. Но, наверное, кто-то здорово ее отчитал, потому что после этого она остыла. Представители Бешеля тогда здорово взбесились, и мне казалось, что улькомцы им сочувствовали. Когда я узнала, что она возвращается, чтобы учиться в аспирантуре, я удивилась, что ее впустили – с такими-то сомнительными взглядами. Но она их переросла. Я уже об этом давала показания. Но скажите, вы хоть что-нибудь знаете о том, что стало с Иоландой?

Мы с Даттом переглянулись.

– Мы даже не уверены, случилось ли с ней что-нибудь, – ответил Датт. – Мы это выясняем.

– Скорее всего, ничего страшного, – повторяла она снова и снова. – Но обычно я вижу ее здесь, а теперь, кажется, прошло уже несколько дней. И это заставляет меня… Кажется, я упоминала, что Махалия исчезла, прежде чем ее… нашли.

– Они с Махалией были знакомы? – спросил я.

– Они дружили.

– Кто-нибудь может что-нибудь знать о ней?

– Она встречается с юношей из местных. Я про Иоланду. Так говорят. Но кто именно, я не могу вам сказать.

– Это разрешено? – спросил я.

– Они – взрослые люди, инспектор, хоть и молодые. Помешать им мы не можем. Я… э-э… сообщила им об опасностях и сложностях жизни – и тем более любви – в Уль-Коме, но чем они здесь занимаются… – Она пожала плечами.

Пока я разговаривал с ней, Датт постукивал ногой.

– Я бы хотел пообщаться с ними, – сказал он.

Кто-то читал статьи в крошечной временной библиотеке. Несколько человек, когда Нэнси наконец проводила нас к главному участку раскопок, стояли, сидели и работали в глубокой дыре с прямыми углами. Они смотрели на нас снизу вверх из-под полосок земли четко различимых оттенков. Вот эта темная линия – след древнего пожара? А что может быть таким белым?