Источник счастья - Полина Дашкова (2006)

— Плевать! Откройте форточку, ей нужен воздух! Зина! Тужьтесь! Дышите ртом, часто, как собака на солнцепёке, дышите!

Агапкин схватил фонендоскоп. Сердце ребёнка билось также быстро, как его собственное сердце, в одном ритме.

— Кроме нас с тобой здесь все сумасшедшие. Сейчас я вымою руки и помогу тебе, подожди, ничего не бойся, — Агапкин обращался к ребёнку и не замечал, что говорит вслух.

Холщовые шторы дыбились от ветра. Когда затихал крик Зины, было слышно, как воет вьюга за окном.

— Зина, не тужься! Дыши спокойно, глубоко, вот она, головка, вот она, милая, голубушка!

Под руками Агапкина появился сморщенный сизокрасный лоб, мучительно зажмуренные вспухшие веки, крошечный нос, подбородок. Пальцы почувствовали быструю тугую пульсацию. Шея ребёнка была обвита упругим, скользким канатиком пуповины.

Зина опять стала тужиться, очень сильно. Личико ребёнка посинело. Агапкин вспомнил буксирный канат на своей шее и почувствовал удушье. Медленно, как будто спасая вместе с чужой жизнью собственную, он потянул ещё раз, и ещё. Петля ослабла, но ускользала из пальцев.

— Не тужься, умоляю! Задавишь ребёнка! Держись, дыши глубоко! Рената, сделайте что-нибудь!

— Рената ушла курить, — прозвучал над ухом спокойный голос. — Возможно, эта душа не желает являться в мир, жить в тесных оковах плоти. С точки зрения закона мировой Кармы всё, что ни делается, делается во благо. Не надрывайтесь.

Потуга прекратилась. Минуту было тихо. Пальцы Агапкина упрямо тянули петлю. Худолей стоял рядом и смотрел так, что жгло всю левую половину лица. В комнате выл ветер, слышалось глубокое медленное дыхание Зины, и вдруг, впервые за эти долгие часы, она заговорила:

— Жорж, вы зверь, я вас ненавижу. Уйдите. Федор, спасите моего ребёнка, ради Бога!

Петля поддалась, легко и мягко снялась через головку.

— Зина, тужься! Пора! — крикнул Агапкин, не заметив, как вышел Худолей, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Светало. Вьюга кончилась, но ветер выл, стонал, хлопал форточкой. Вернулась Рената, равнодушно спросила:

— Уже все?

Он стоял на коленях у кровати и держал в руках вишнёво-синее, в белесой смазке, существо. Рассветное солнце пробилось сквозь тучи, брызнуло в окно. Раздался плач, тихий, неуверенный, он с каждым мгновением нарастал, заполнял холодную серую комнату вместе с солнечным светом. Новорождённая девочка кричала сердито и обиженно.

Зазвенели первые утренние трамваи, зацокали копыта, загремели колёса, закричали разносчики газет.

— Мировая общественность взбудоражена смертью престарелого императора Франца Иосифа!

— Румынское правительство в панике покинуло Бухарест!

— Скандальное заявление американского президента Вильсона! Америка слишком горда, чтобы воевать!

— Очередное таинственное исчезновение Распутина!

«Опять, — машинально подумал Агапкин, — в который уж раз», — и захлопнул форточку, опасаясь простудить младенца. Вошла Рената со стаканом чая.

— Брат, вы устали, выпейте.

Не обращая на неё внимания, Агапкин возился с новорождённой девочкой, влажной тёплой ватой вытер слизь, родовую смазку, послушал сердце, завязал и перерезал пуповину.

Все белье было туго накрахмалено. Он кое-как запеленал ребёнка в мягкое полотенце. Зина счастливо улыбалась, никого, кроме своей девочки, не замечая. Приподнялась, взяла её у Агапкина, повинуясь самому древнему и верному из всех живых инстинктов, дала ей грудь. Плач затих. Ребёнок принялся жадно сосать молозиво.

Рената подошла к Агапкину и спросила шёпотом:

— Зачем вы это сделали?

— Что?

— Не следовало давать ей ребёнка, тем более чтобы она кормила. Это жестоко, как вы не понимаете?

— Послушайте, сударыня, от вас пользы никакой, вы только мешаете и всё время говорите глупости, — поморщился Агапкин, — лучше ступайте к Володе, посмотрите, как он. У него вечером был сильный жар.

В дверном проёме возник Худолей.