Источник счастья - Полина Дашкова (2006)

Весной 1916 года Михаил Владимирович Свешников вытащил с того света мальчика, страдавшего редкой неизлечимой болезнью, прогерией. Бим считает, что Свешников мог использовать стволовые клетки. Их свойства уже были известны. Их открыл и описал русский биолог Александр Александрович Максимов ещё в 1908 году. Свешников хорошо знал Максимова, в молодости они вместе стажировались в Германии, во Фрайбургском университете у известного патолога Эрнста Циглера.

Максимов никак не связывал свойства стволовых клеток, выделенных из красного костного мозга, постоянно делиться и жить без конца с возможностью глобального омоложения всего организма.

Есть другая версия, что это было воздействие на эпифиз. Но шишковидная железа глубоко, в самом центре мозга, под оболочками. Не мог Свешников провести ребёнку сложнейшую, страшно рискованную операцию на мозге так, чтобы никто не знал об этом. Где тот мальчик? Что с ним стало? Почему так долго живёт Агапкин? При чём здесь Соня и её папа? От всех этих вопросов можно сойти сума.

Самолёт плавно, спокойно набирал высоту. В проёме между спинками появилась детская рожица.

— Не спи! — сказала девочка. — Сейчас будет небо и звёздочки! Смотри в окно!

— Хорошо, я не сплю, я буду смотреть, — согласилась Соня.

— Смотри! — строго повторила девочка.

Москва, 1917

Ещё в январе, двадцать пятого числа, Федор Фёдорович Агапкин был приглашён на крестины ребёнка, которого родила Зина. Девочку назвали Татьяной, не забыли его просьбу. Крестили не в церкви, а в доме родителей Зины, в богатом особняке на Большой Никитской. Федор Фёдорович не совсем оправился после тяжёлой болезни, вызванной вливанием препарата, и сам обряд помнил смутно.

Девочке едва исполнился месяц, она хорошо прибавляла в весе, уже уверенно держала головку.

Зина обняла и расцеловала Агапкина.

— Кормлю сама, как вы велели. Молока хватает, и не надо никаких кормилиц. Вы заметили, как моя Танечка на вас смотрит? Спокойно пошла к вам на ручки. Она вас узнала, она все помнит и чувствует.

Анна приветливо улыбалась ему, как хорошему знакомому, представила его мужу, братьям, сёстрам. Мать семейства, ещё не старая, высокая, полная, очень приятная дама, ласково тронула губами его голову, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и потом за праздничным обедом, под оживлённые воспоминания Зины и Анны, несколько раз промокнула глаза батистовым платком.

После обеда Матвей Леонидович Белкин, отец семейства, пригласил Агапкина в свой кабинет. Там пахло хорошей сигарой, дорогой кожей, на полках стояли искусно сделанные модели старинных парусников, на просторном письменном столе глобус и малахитовый, отделанный бронзой чернильный прибор. Всё было дорого, добротно, удобно. Хозяин и гость уселись в мягкие кресла, горничная принесла кофе в прозрачном японском фарфоре.

От крепкой сигары у Агапкина поплыла голова и запершило в горле.

— Вы напрасно затягиваетесь, — сказал хозяин, — лучше погасите и возьмите обычную папиросу.

Матвей Леонидович вполне подходил под описание господина в шубе с нарциссами, которого видела Таня. Агапкин хотел спросить, но всё не решался. Впрочем, скоро Белкин сам рассказал ему, что был на похоронах Володи.

— Бедный мальчик, он совсем запутался. Вы знаете, кто тому виной, вы сами чуть не стали жертвой мошенника, — Белкин не назвал имени, взглянул в глаза Федору Фёдоровичу быстро и пристально.

— Но последним своим поступком Володя сполна искупил прошлые ошибки. Вы догадываетесь, о чём я?

— Не совсем, — признался Агапкин.

— В тяжёлый и ответственный момент он обратился именно к вам. Не важно, что двигало им. Главное — результат. Вы спасли жизнь моей дочери и внучки. Думаю, не надо слов, чтобы понять, как я вам благодарен. Я знаю, что вы нуждаетесь в средствах. Назовите любую сумму.