Источник счастья - Полина Дашкова (2006)

В 1949 году, когда Сониному папе исполнилось десять лет, его принимали в пионеры в Музее боевой славы, и там он впервые увидел картину.

— Смотрите, ребята, это знаменитая Вера Лукьянова, мама нашего Димы, — сказала учительница.

— Димка, ой, ужас! Твою маму фашисты вешают! — крикнула какая-то девочка.

Дима бросился к полотну и стал бить кулаками по нарисованным фашистам, повторяя:

— Мама! Мамочка! Гады! Не убивайте мою маму!

В красной кожаной папке хранился запаянный в твёрдый пластик серо-жёлтый тетрадный листок в клетку, на котором чернильным карандашом было написано:

«Милый, любимый мой сынуля Димочка!

Ты ещё совсем маленький и не скоро это прочитаешь. Никогда не забывай меня. Расти здоровым, сильным. Обязательно учись, читай умные книги, всегда оставайся честным человеком, не пугайся жизненных трудностей. Всё поправимо, кроме предательства и смерти. Люби нашу великую советскую Родину, знай, твоя мама погибла за твою свободу, за твоё, сыночек, будущее. Я так сильно люблю тебя, мой маленький, что и когда меня не станет, я всё равно буду рядом. Мне уже не больно и не страшно. Светает. Целую тебя, Димочка, в глазки, в лобик.

Твоя мама».

Письмо чудом сохранилось и дошло до адресата, до маленького мальчика, который уехал с бабушкой из Москвы в Томск в августе 1941-го.

Когда началась война, Вера училась на пятом курсе университета, на филологическом факультете. Она хорошо знала немецкий. Поступила в разведшколу, была заброшена на парашюте во вражеский тыл, в Белоруссию. Сначала воевала в партизанском отряде, потом её устроили машинисткой в немецкую комендатуру в Гродно. Фашисты арестовали очередного связника, он выдал Веру.

Письмо сохранила девушка, сидевшая с ней в одной камере. Девушка была местная, её мать выкупила её у полицая-охранника за две бутылки самогона и шмот сала. После войны она разыскала остатки Вериной семьи, мать и сына.

В самые тяжёлые моменты жизни папа доставал письмо, читал вслух. То есть он не читал, просто держал в руках и произносил текст наизусть. Соня вдруг вспомнила, как на следующий день после возвращения из Германии опять застала папу с письмом в руках.

— Софи, нам через двадцать минут выезжать. Я думал, ты заснула. — Нолик подошёл сзади, стал разглядывать фотографии через Сонино плечо. — Слушай, а этот, он что, твой дед? Лукьянов? Кстати, кто он был?

— Не знаю. Какой-то лётчик. Они даже пожениться не успели, он сгорел в самолёте ещё до войны. Лукьянова — бабушкина фамилия, не его.

— Так это он или нет?

Соня покачала головой, пролистала альбом, ткнула пальцем в фотографию молодого человека лет двадцати, круглолицего, курносого.

— Вот он. Они жили в одной коммуналке на Сретенке. Он погиб, когда она была ещё беременна, и даже не успел узнать, что у него родился сын.

— Погоди. — Нолик часто, недоуменно моргал. — Тогда кто же этот лопоухий, с ребёнком на руках?

— Понятия не имею.

Нолик заметил на столе, в стакане для карандашей, маленькую лупу, взял снимок у Сони из рук и пробормотал:

— Какая странная у него форма.

Нолик с детства увлекался военной историей, собирал солдатиков, прочитал уйму мемуаров, исследований, знал всё об оружии, знамёнах, орденах, погонах.

Он разглядывал снимок минуты две и вдруг прошептал:

— На нём немецкая форма. Софи, этот парень — он лейтенант СС!

Москва, 1916

— Чем болеет это дитя? — спросила Александра Фёдоровна.

Она обращалась к профессору Свешникову, но он не успел открыть рот. За него ответил Ося: