Источник счастья - Полина Дашкова (2006)

— Знаешь, папа всю жизнь был убеждённым коммунистом, — еле слышно пробормотала Соня, не открывая глаз. — Ленина считал святым. Говорил, что сталинские репрессии можно оправдать колоссальным экономическим скачком, индустриализацией и в конечном счёте — победой в войне. Я не спорила с ним. Мама — да, спорила до хрипоты, до визга.

— И правильно делала, — проворчал Нолик.

— Не знаю. Вряд ли. Все равно переубедить не могла.

— Да, наверное, никто бы не смог. Твоему папе казалось, что любой самый невинный антисоветский анекдот косвенно порочит память юной разведчицы Веры. — Нолик грустно вздохнул. — Всё-таки жалко, что ты росла без бабушки. А твою прабабушку даже я помню, правда, смутно. Она, кажется, в восемьдесят втором умерла?

— В восемьдесят третьем. Мне было семь. У неё под кроватью хранился узелок. В нём сухари, зубная щётка, кубик хозяйственного мыла, фланелевые штаны, пояс с резинками, жуткие коричневые чулки. И портрет Ленина, эмалевый, в серебряной рамке, как иконка. До глубокой старости она ездила по России, выступала перед пионерами, рассказывала о своей героической дочери и плакала. Каждый раз искренне рыдала и узелок всегда возила с собой.

— Зачем?

— Эх ты, историк. Вдруг арестуют?

— А портрета дочери в узелке не было?

— Нет. Только Ленин. Понимаешь, ведь из-за этих фотографий в портфеле папа мог умереть. Он вдруг узнал, что жизнь его мамы была совсем другой и вовсе не совпадает с каноническим житием советской святой. Для него это шок, достаточно серьёзный, чтобы вызвать сердечный приступ. Может, сжечь их к чёрту?

— Он не сделал этого.

— Ну да, да, ты прав. — Соня посмотрела на часы, горестно шмыгнула носом и выехала на трассу. — Ладно, давай дальше про двух людоедов.

— С удовольствием. Редкий случай, когда ты меня слушаешь, а не я тебя. Так вот. Поделили Польшу, Гитлер стал получать интересную информацию о реальном состоянии Красной армии. До этого он верил официальной сталинской кинохронике, видел роскошные парады на Красной площади и боялся, что не одолеет такой военной мощи. Кстати, в тот период они вполне мирно общались между собой, переписывались. Возможно, в октябре сорокового они тайно встретились во Львове.

— Стоп! Не верю! — Соня как будто проснулась, отвлеклась наконец от невыносимых мыслей о папе. Стала слушать внимательнее, прокручивать в голове университетский курс новейшей истории.

— Да, — легко согласился Нолик, — такого рода версии навсегда останутся вопросами веры и неверия. Точных доказательств нет. Понятно, что если встреча состоялась, то потом оба участника сделали все, чтобы не осталось ни документов, ни свидетелей.

— Вокруг Сталина и Гитлера вообще много мифов, — заметила Соня, — я, например, читала у одного вполне авторитетного историка, что Сталина в тридцать восьмом омолаживали, в Боткинской больнице ему провели операцию по имплантации желез. Оперировал профессор Розанов, ассистентом был доктор Плетнев, его личный врач. На самом деле это полный бред. Никто бы не решился пересаживать Сталину чужие железы, поскольку в то время ещё не знали, что делать с отторжением тканей при пересадке, не умели подавлять иммунитет.

Нолик ничего не ответил. Он вдруг замолчал, насупился, достал сигарету.

— Не вздумай курить, — предупредила Соня, — открывать окно холодно, мы назад повезём маму, если она учует запах в салоне, запилит меня до смерти.