Источник счастья - Полина Дашкова (2006)

— Жаль. Впрочем, как будет угодно. Моё почтение. Если передумаете, я всегда к вашим услугам.

У Тани остался неприятный осадок от этой встречи.

— Ерунда, — сказал Михаил Владимирович, — он всё равно ничего особенного в свой бинокль увидеть не может. Забудь о нём.

В мае Ося с жадностью стал навёрстывать гимназический курс. Решено было, что с сентября он пойдёт в третий класс. Русским, французским и латынью с ним занималась Таня. Для уроков математики и физики был нанят учитель, приятель Володи. Маленький, белесый, словно присыпанный мукой господин лет сорока появлялся в квартире два раза в неделю, плату брал умеренную. Звали его Худолей Георгий Тихонович. Иногда после урока он сидел в гостиной, пил кофе, тихим вкрадчивым голосом рассказывал о магнитных полях и магнетизме, об органическом электричестве и символике чисел. Он много знал. Он никогда не улыбался и пристально, не моргая, смотрел в глаза собеседнику. Ося был от него в восторге, увлечённо выполнял его задания, даже перед сном стал читать учебник математики. Но Таню не покидало смутное чувство, что когда-то, очень давно, она уже видела это белое желтоглазое лицо.

— Вы, мадемуазель, весьма медиумичны, — сказал он однажды Тане.

— Я — что, простите?

— Ничего, — встрял Володя, — не обращай внимания, Георгий это говорит всем хорошеньким барышням.

— Вот уж кого, а Татьяну Михайловну никак нельзя назвать хорошенькой. — Худолей поднял на Таню жёлтые глаза. — Она красавица, у неё редкая, древняя красота. Вы, Володя, привыкли к своей сестре, пригляделись. Вот Федор Фёдорович совершенно со мной согласен. А, доктор, что скажете?

— Мгм, — промычал Агапкин и принялся мять папиросу.

— Перестаньте, — поморщилась Таня, — я вам не картина и не статуя, чтобы обсуждать мои эстетические достоинства.

— Ладно, — усмехнулся Володя, — мы поговорим о твоих душевных качествах, о христианском смирении, милосердии, о твоём патриотизме. Об этом можно?

Таня встала.

— Сколько угодно. Но только без меня.

— Подождите, Татьяна Михайловна, если я правильно понял, вы христианка? — Худолей сидел так, что ему удалось поймать её руку. — Сядьте, прошу вас, расскажите, вы что, в церковь ходите, исповедуетесь, вкушаете плоть и кровь?

Таня высвободила руку.

— Представьте, да. Что вас так удивляет?

— Нет-нет, ничего, я не хочу вас обидеть, ни в коем случае. Наоборот, к ритуалам я отношусь с огромным уважением. Христос один из великих посвящённых, так же как Гермес Трисмегист, Конфуций, царь Соломон, Моисей, Будда, пророк Мухаммед. Почему вы выбрали именно Иисуса?

Худолей смотрел на неё снизу вверх, не моргая. Жёлтые глаза притягивали, невозможно было отвести взгляд, шевельнуться. Таня почувствовала слабость и тошноту, как будто слегка угорела. На мгновение ей стало страшно. Это было похоже на детский страх темноты, воя ветра, скрипа половиц за дверью, в пустом коридоре. Именно такими глазами, жёлтыми, холодными, глядели воображаемые чудовища из-за шторы или из-за приоткрытой дверцы платяного шкафа, ночами, в тёмной детской. Вот, оказывается, откуда взялось тревожное смутное дежавю.

Далеко, в прихожей, задребезжал звонок, послышались шаги горничной. Таня глубоко вздохнула, прищурилась и произнесла очень медленно, утробным басом:

— Георгий Тихонович, у вас правое веко припухло, не иначе ячмень сел.

Жёлтые глаза погасли, дрогнули короткие белые ресницы, Худолей хотел сказать что-то, но не успел. Вбежала испуганная Марина.

— Владимир Михайлович, там опять этот, из газеты, и фотограф с треногой, с ящиком. Я говорю, не велено пускать, а они стоят, не уходят.

— Где стоят? — спросил Агапкин.

— На площадке. Швейцару денег дали, он пустил.

Таня быстро прошла через гостиную к прихожей.

— Ты куда? — крикнул ей вслед Володя.

— Звонить в участок.