Диверсия - Андрей Ильин (2000)

Это сколько угодно. Хоть левой, хоть правой рукой. Я этих росписей за время своей службы по стране наоставлял — сотни. И ни одна на другую не похожа. Но зато очень похожи, ну просто один к одному, на те, что в липовых документах проставлены. В том числе и на этих, по которым я нужного мне заключенного из-за колючки достал на три года раньше истечения срока.

— Шагайте, Баранников! И не вздумайте сотворить какую-нибудь глупость. Конвой будет стрелять без предупреждения!

(Если он, конечно, после употребления внутрь аванса еще во что-то способен попасть.)

— Давай, давай, вундеркинд дерьмовый. Топай! И больше не возвращайся!

— Не вернется, — пообещал я. — Уж это я гарантирую.

На том мы и расстались с «учреждением а/я номер…». Вот только в самом конце начальнику колонии чем-то конвой не понравился. Какой-то уж очень он разболтанный был и даже отдельными местами наглый. И сапоги с той войны не чищены.

— Ну, тут уж что поделать. Кто есть, с такими и приходится работать.

— И то верно. Распустили солдатню. А другой все одно нет. Ну, прощевайте.

— И вам того же.

И поехал Баранников из мест очень отдаленных в гораздо более близкие. Ну не оставлять же вундеркинда, математика, медалиста и просто хорошего человека на съедение не отличающим формулу бесконечных величин от теоремы Ферми рецидивистам. Они его отличных от прочих способностей все равно не оценят.

А я оценю. Потому что мне без них — полный зарез!

Солдат с машиной и водкой я отпустил за первым же поворотом. Они свое дело сделали — массовку обеспечили.

— А кто его охранять будет? — все-таки не удержались, спросили на прощание они.

— Я сам. Или вы думаете, что я с ним без вас не справлюсь?

Солдаты внимательно посмотрели на задохлого математика и успокоились.

— Справитесь. Конечно, справитесь!

— Нет, если вы сомневаетесь — можете сопроводить нас еще, — предложил я.

— Нет, нет, — дружно отказались солдаты, кося глазами на загруженные в машину ящики. — Нам некогда. Нам в часть надо возвращаться. Сами понимаете — служба.

— Понимаю.

Я остановил первую попавшуюся машину, усадил туда не осознающего, что с ним происходит, зека и сел рядом сам.

— В аэропорт.

— Кто вы? — спросил Баранников.

— Ангел-спаситель.

— Но вы следователь?

— В некотором смысле да.

— Вы сказали… Вы сказали, что я убийца…

— Точно. Убийца.

— Но кого, кого я убил?!

— Себя. Себя ты убил. И почти насмерть! В аэропорту я протянул освобожденному заключенному паспорт.

— Держите документ — Козловский.

— Почему Козловский?

— Чтобы легче было запомнить. По ассоциации с прежней фамилией.

В паспорте на имя Козловского была вклеена фотография Баранникова. Только чуть более молодого. Другой фотографии при просмотре его семейного альбома я не нашел.

— Ну что, перебираемся в самолет?

— Я ничего не понимаю. Кто вы? Что вам от меня нужно? Откуда паспорт? С моей фотографией. Я никуда не полечу, пока вы со мной не объяснитесь.

— Не полетите?

— Нет.

— Ну хорошо. Тогда я не настаиваю. Тогда мы вернемся обратно, — и я шагнул от стойки регистрации в глубь зала.

— Нет, — вскричал Козловский-Баранников. — Нет!! — И лицо его исказила гримаса страха.

Нет, все-таки тюрьма ему чем-то не нравилась. По крайней мере нравилась меньше, чем поданный на взлетную полосу самолет.

— Ладно, я скажу вам то, что вы хотите от меня услышать. Я не преступник и не следователь. Я нечто среднее. Вы мне нужны как специалист, быть может, единственный в своем роде. Когда вы выполните свою работу…

Козловский-Баранников напрягся.