– Интересно, что пишут сегодня в газетах? – живо спросил Питер, натягивая на ногу тапку, которую незадолго до этого снял, потому что та была ему тесна. – Не сходить ли за ними?

Сходить за газетами вызвался один из братьев Франкетти, который тут же вышел из комнаты. Лоренцо Франкетти был в розовой расшитой жилетке all’ inglese,[91] в костюме английского покроя и английских башмаках на толстой подошве. Его брат был одет почти так же. На Питере, напротив, все с головы до пят было итальянское. Появляясь на вечеринках и в театре, Том обратил внимание на то, что если на человеке английская одежда, то он, скорее всего, итальянец, и наоборот.

Когда Лоренцо возвратился с газетами, пришли новые гости – два итальянца и два американца. Раздали газеты. Снова завязалась дискуссия, стали высказываться глупые предположения, заговорили и о последних новостях: дом Дикки в Монджибелло продан какому-то американцу вдвое дороже, чем тот поначалу хотел за него заплатить. Деньги хранятся в одном неаполитанском банке, пока их не востребует Гринлиф.

В той же газете была помещена карикатура: мужчина, стоя на коленях, заглядывает под стол. Жена спрашивает его: «Что ты там ищешь? Пуговицу от рубашки?» Он отвечает: «Нет, Дикки Гринлифа».

Том слышал, что и в римских мюзик-холлах поиски Дикки уже обыгрывают в репризах.

Один из только что пришедших американцев – его звали Руди – пригласил Тома и Мардж завтра на вечеринку в гостиницу, где он жил. Том начал было отказываться, но Мардж сказала, что с удовольствием придет. Том не ожидал, что завтра Мардж останется, потому что за обедом она что-то говорила насчет отъезда. Скучная будет вечеринка, подумал Том. Руди, крикливый и напористый мужчина, одевался броско и говорил, что торгует антиквариатом. Тому удалось покинуть дом вместе с Мардж до того, как она успела принять другие приглашения на другие дни.

Мардж пребывала в веселом расположении духа, которое вызывало у Тома раздражение на протяжении долгого ужина из пяти блюд, и он предпринимал неимоверные усилия, чтобы поддерживать заданный ею тон, – точно беззащитная лягушка, которая дергается от прикосновения электрода, – а когда она умолкала, ненадолго брал инициативу в свои руки и говорил что-то вроде: «Возможно, Дикки нашел себя в живописи и, как Гоген, уединился на одном из островов в южных морях». Ему и самому было противно. Мардж фантазировала насчет Дикки и островов южных морей, лениво помогая себе жестами. Худшее еще впереди, думал Том. Поездка на гондоле. Хорошо бы акула откусила ей руки, когда она опустит их в воду. Том заказал десерт, которого ему не хотелось, но Мардж справилась и с ним.

Разумеется, Мардж пожелала проехать на частной гондоле, а не на той, что возит по расписанию от Сан-Марко к ступеням Санта-Марии делла Салюте сразу по десять человек. Пришлось нанять частную гондолу. Было полвторого ночи. Том ощущал горечь во рту, оттого что выпил слишком много кофе, сердце его трепетало, как у птицы, и он знал, что до рассвета не сможет заснуть. Он в изнеможении опустился на сиденье. Как и Мардж, он устроился поудобнее, но при этом постарался сесть так, чтобы их бедра не соприкасались. Мардж по-прежнему пребывала в прекрасном настроении и развлекала себя монологом о восходе солнца в Венеции, который, по-видимому, наблюдала в один из прежних своих приездов. От мягкого покачивания лодки и ритмичных движений весла Тома стало слегка поташнивать. Ему казалось, что пути от Сан-Марко до ступеней его дома не будет конца.

Ступени были покрыты водой, кроме двух верхних, и вода чуть заливала третью ступеньку, отчего мох отвратительно шевелился. Том расплатился с гондольером и, оказавшись перед большими дверями, вдруг сообразил, что не взял ключи. Он огляделся, нельзя ли проникнуть в дом иным способом, но со ступеней было не дотянуться даже до окна. Он и сказать ничего не успел, как Мардж рассмеялась:

– Ты не взял ключи! Подумать только – оказаться на ступенях, вокруг плещется вода, а ключей нет!