Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит (2016)

– Дело не только в этом. – Дикки медленно ходил по террасе взад-вперед. – Теперь она заявляет, что и в Кортину не хочет со мной ехать.

– Ну, насчет Кортины она до декабря передумает.

– Сомневаюсь.

Том догадывался, что все это из-за того, что и он собрался в Кортину. На прошлой неделе Дикки предложил ему поехать с ними. Когда они вернулись из Рима, Фредди Майлза уже не было: как сказала им Мардж, ему вдруг понадобилось уехать в Лондон. Но Дикки собирался написать Фредди о том, что приедет с приятелем.

– Может, мне лучше уехать, Дикки? – спросил Том, совершенно уверенный в том, что Дикки этого не хочется. – Мне кажется, я вторгся в вашу жизнь.

– Вот еще! Ни во что ты не вторгся.

– А ты попробуй взглянуть с ее стороны.

– И не подумаю. Дело в том, что я должен ей кое-что. А в последнее время был с ней не очень-то любезен. То есть мы оба были с ней не очень-то любезны.

Том понимал: под этим подразумевалось, что они с Мардж, будучи единственными американцами в деревне, вместе коротали долгую, скучную зиму и Дикки не должен пренебрегать ее обществом теперь, когда появился кто-то еще.

– Может, мне поговорить с ней насчет поездки в Кортину? – предложил Том.

– Тогда она точно не поедет, – коротко ответил Дикки и пошел на кухню.

Том слышал, как Дикки говорит Эрмелинде, чтобы та не торопилась с обедом, потому что он еще не хочет есть. Хотя сказано это было на итальянском, Том разобрал слова «он еще не хочет есть», произнесенные властным тоном. Дикки вышел на террасу и, заслонившись от ветра, попытался закурить. У Дикки была замечательная серебряная зажигалка, но даже на самом слабом ветру она не работала. Том достал свою некрасивую и безвкусную зажигалку – некрасивую, но безотказную, как боевое оружие, – и дал ему прикурить. От предложения выпить Том воздержался – он не у себя дома, хотя, между прочим, это он купил три бутылки «Джилбиза»,[19] которые стояли на кухне.

– Уже третий час, – сказал Том. – Может, прогуляемся, а заодно заглянем на почту?

Иногда Луиджи открывал почту в половине третьего, иногда она была закрыта и до четырех – поди разберись.

Они молча спустились по склону. «Интересно, что Мардж про меня наговорила?» – думал Том. Неожиданно его пронзило такое чувство вины, что даже пот на лбу выступил; определить природу этого чувства он не мог, но оно было очень сильным, как если бы Мардж пожаловалась Дикки, что Том что-то украл или сделал что-то постыдное. Но Дикки вряд ли стал бы себя так вести только потому, что Мардж что-то про него сказала, подумал Том. Дикки спускался вниз ссутулившись, выставляя вперед свои костлявые колени; Том невольно перенял у него эту походку. На сей раз Дикки шел, низко опустив подбородок и засунув руки в карманы шортов. Молчание он нарушил только тогда, когда поздоровался с Луиджи и поблагодарил его за письмо. Для Тома писем не было. Дикки получил извещение из неаполитанского банка, на бланке которого Том разглядел напечатанную на машинке сумму: пятьсот долларов. Дикки небрежно засунул бумагу в карман, а конверт выбросил в корзину. Том предположил, что это было ежемесячное уведомление, что деньги Дикки поступили в Неаполь. Дикки и раньше говорил, что его доверенная фирма пересылала деньги в один из неаполитанских банков. Они снова стали спускаться по склону, и Том решил, что таким образом они выйдут на главную дорогу в том месте, где она огибает утес и выходит с другой стороны деревни, – они так уже не раз ходили, – но Дикки остановился возле ступенек, которые вели к дому Мардж.

– Я, пожалуй, поднимусь к Мардж, – сказал Дикки. – Я не задержусь, но ты меня лучше не жди.

– Хорошо, – ответил Том.

И вдруг почувствовал себя лишним. Он проследил за тем, как Дикки поднимается по крутым ступенькам, выдолбленным прямо в стене, потом резко развернулся и зашагал к дому.