Последний выстрел - Линвуд Баркли (2019)

– Я знаю… то есть я имею в виду, что понимаю, почему вы так поступили. Вы были расстроены тем, что ваша жена встречается с моим сыном. Любой мужчина может выйти из себя в подобной ситуации.

Рон Фроммер облизнул губы. Затем подпер изнутри языком правую щеку, так что она выпятилась. Потом – левую.

– Я вовсе не хочу сказать, что оправдываю вас, – снова заговорил Альберт Гаффни. – Полагаю, за это вам должны быть предъявлены обвинения. Да-да, я убежден в этом. Но все же я вас понимаю. Но я не об этом хотел с вами поговорить.

– Вот как? А о чем же?

– Я хочу знать, зачем вы сделали с ним все остальное. Мне нужно знать причину.

Именно эти слова репетировал в уме Альберт Гаффни. Он заранее убедил себя, что должен говорить так, словно точно знает: татуировки на спине сына – дело рук Рона Фроммера.

Важно было понять, насколько это его потрясет.

Поэтому Альберт пристально вглядывался в лицо Рона, стараясь уловить его реакцию.

– О чем вы, черт возьми, говорите? – несколько растерянно спросил Фроммер.

– Думаю, вы знаете, – отозвался Альберт и нервно сглотнул.

Фроммер еще некоторое время пристально смотрел на него, а затем его лицо расплылось в широкой ухмылке.

– Я скажу вам, что я знаю.

– И что же? – вскинулся Альберт.

– Я знаю, что только трусливый сопляк может послать отца разбираться со своим обидчиком.

Альберт, застигнутый врасплох этим заявлением, удивленно заморгал.

– Это… Мы сейчас говорим совсем о другом. Мой сын… вовсе не трус и не сопляк. Он хороший мальчик.

– Мальчик? Хороший мальчик? – Рон язвительно рассмеялся. – Ему что, двенадцать лет?

– Не говорите так. И вообще это здесь ни при чем.

– Значит, малютка Брайан отправил своего папочку провести со мной воспитательную беседу. Но ведь это как раз и доказывает, что он трус и хлюпик, разве нет? А что же ты его мамочку с собой не захватил, приятель? Наверное, она осталась дома, чтобы почитать своему сыночку сказку?

– Я сообщу о вашем поступке в полицию, – заявил Альберт, чувствуя, что его голос начинает предательски дрожать.

– Давай-давай, стукни на меня копам. Они не позволят больше обижать твоего зайчика. Да ты и сам похож на слизняка. Вот что, вали отсюда. Мне надо работать.

Повернувшись спиной к Альберту, Рон направился к дому.

Альберт остался на месте, сгорая от стыда и унижения. Ему казалось, будто его окатили чем-то липким и горячим, словно смола.

Он решился на прямой контакт с этим человеком, надеясь, что сумеет прочесть по его лицу, имеет ли он отношение к произошедшему с Брайаном.

Однако теперь Альберт знал ничуть не больше, чем в тот момент, когда вышел из машины. По крайней мере, в том, что касалось Рона Фроммера. Зато сумел взглянуть на себя со стороны.

Он был маленьким и плюгавым.

Был слизняком.

Дойдя до козел, Фроммер остановился.

– Черт побери, куда подевалась моя пила? – прорычал он.

Альберт бросил взгляд в кузов пикапа и увидел там две электрические пилы, стремянку, ломик и примерно два десятка брусков толщиной два на четыре дюйма.

Фроммер направился к своей машине.

– Эй, ты еще здесь, слизняк?

Потом, когда Альберт снова и снова прокручивал в памяти этот момент, его удивляло одно и то же – все вокруг вдруг стало красным. Как будто его глаза захлестнула волна крови.

Но это была не кровь. Это была оптическая иллюзия, вызванная приступом ярости.

В мозгу у него не мелькнуло никакой оформленной мысли. Альберт не подумал, скажем: «Сейчас я возьму вон тот ломик и заеду этому типу по голове так, что у него мозги брызнут во все стороны».

Нет, этого не было. Альберт просто подошел к машине Фроммера и, схватив ломик, размахнулся в тот самый момент, когда Рон, обойдя пикап с другой стороны, оказался перед ним. Ни о чем не думая, Альберт изо всех сил ударил его по голове.