Расти Биллингхем мчался изо всех сил по центру улицы навстречу летящему с ветром снегу, который достаточно заледенел, чтобы снежинки не прилипали к лицу и не таяли, а рикошетили от кожи, словно песок. Несколько раз Расти оглядывался на «трэйлблейзер», ожидая, что тот сдал задом из кустарника и уже гонится за ним, движимый тем, о ком никто бы не стал писать песен, по крайней мере таких, как писал Расти. Но внедорожник не двигался, белокурой же дьяволице, судя по всему, требовалось время, чтобы переварить тех людей.

Это была самая безумная мысль из всех когда-либо приходивших ему в голову, но он знал, что глаза его не обманывают. Факты оставались фактами и складывались так, как складывались, а не как хотелось бы, чтобы они сложились. Имелся лишь один верный способ сделать идеальные соединения «ласточкиным хвостом» для комода, и точно так же невозможно было отрицать, что та блондинка оказалась не женщиной – она была каким-то новым видом хищника, ненасытным. Фильмы готовят людей к мысли о пришельцах. Возможно, она и была им, но сейчас это совершенно не важно. Важно, есть ли поблизости ей подобные и сколько их таких.

Стрекот выстрелов из дома по левую сторону частично ответил на его вопрос. Быстрая очередь разбила окно на втором этаже, осколки посыпались в снег на крыше крыльца. Никто не кричал, но в той части комнаты, которую Расти мог видеть, пульсировали фантастические тени. За первой очередью последовали только два выстрела, то есть либо стрелок, либо его цель погибли, и, скорее всего, выжила не цель.

Он был в хорошей форме, которую поддерживал после войны, и мог пробежать милю, сохранив дыхание таким же размеренным и спокойным, будто всего лишь пересек комнату. Однако сейчас отчаянно ловил воздух ртом, сердце колотилось так, словно Расти пробежал полумарафон. Он хотел жить, но хотел, чтобы выжила и Коррина, именно вероятность потерять ее была механизмом его страха.

Где-то вдалеке, с запада, слишком тихо, чтобы разобрать точнее, раздался еще один крик. Затем кричали несколько человек, трое или четверо, откуда-то с востока, возможно, с параллельной улицы. Когда Расти добрался до следующего перекрестка, по дороге промчались две большие немецкие овчарки, бесшумные, как призраки, слишком испуганные, чтобы лаять, бегущие от чего-то, с чем даже псы их размера и легендарной храбрости не смели столкнуться.

Пробегая перекресток вслед за собаками, Расти увидел, как что-то пульсирует в небе, далеко на востоке, бледно-желтым светом, внезапно ставшим ярко-оранжевым. Не флагман пришельцев, спускающийся с десантом тварей вроде той, что атаковала «трэйлблейзер», и вообще не объект, это было отражение огня в низких тучах и падающем снеге. Там что-то горело. Судя по масштабу свечения, какое-то большое здание.

Минуту назад он шел домой по снегу и вечер ничем не отличался от сотни других таких же, как вдруг разверзлись врата ада и мир оказался заполнен демонами. Он знал, что другие места могут быть адом или имеют вероятность стать им, но не Монтана же. Где угодно в мире можно было найти тысячи оттенков безумия, однако в родном городе они практически отсутствовали.

Коррина Рингвальд жила в предпоследнем доме этого квартала, по правую сторону. Вот он: небольшой, но красивый, построенный с любовью и хранимый с гордостью, место, которое говорило «дом», «любовь» и «семья». Не то место, где жил бы Норман Бейтс[41] или Чарльз Мэнсон, а то, где плохие вещи никогда не должны случаться, хотя и могут. Нельзя забывать, что они могут.

Светильник над крыльцом горел, янтарные панели в медной окантовке, ее приглашение для Расти. Она приготовила для них ужин. Он слышал внутри музыку, Рода Стюарта, поющего «Тот, кто меня бережет». Расти нажал на кнопку звонка и снова нажал, не дожидаясь, пока отзвучит первая трель. Он внезапно подумал: а что, если на звонок ответит не Коррина, а вдруг там окажется кто-то вроде блондинки в синем халате? И отступил на шаг, на два, в ужасе оттого, что мог опоздать.