Плохая шутка - Иван Миронов, Александр Варго (2019)

Многие тысячелетия назад это место стало тюрьмой Жнеца из-за преступления, которое еще не было определено как преступление, а, следовательно, не являлось им. В те времена еще не было правил, а мораль… мораль – понятие изначально мертвое. Это слово, которым чаще всего оперируют те, кто давно уже попрал эту самую мораль. Его, Жнеца, словно какого-нибудь жалкого джинна из арабских сказочек, обрекли на прозябание здесь, в этом маленьком ограниченном мирке, даже не имеющем названия. Анку так и не удосужился сам назвать его: ни к чему имя временному пристанищу, даже если это «временно» длится тысячелетиями. Так и существовала тут его вечная, опостылевшая плоть, пока душа, утомленная жизнью и знаниями, металась между мирами в поисках решения единственной проблемы – как заставить Творца отпустить его в пустоту. И Анку сделал ставку на изменчивость и непостоянство Создателя. Он понимал: чтобы убедить азартного Бога играть по правилам своего невольника-помощника, нужно было терпение и время. И первого и, в особенности, второго у Жнеца оказалось в избытке. Ему нравилась одна английская пословица – «Little strokes fell great oaks»[8]. Иногда он и в самом деле ощущал себя терпеливым дровосеком, который раз за разом ударяет топором по стволу огромного дуба – упрямства Всевышнего.

И действительно, по прошествии веков Творец стал более сговорчивым – дуб поддавался. Бесплотный дух в итоге оказался не против бросить кости. Оставалось найти предмет пари, который мог бы заинтересовать искушенного Бога. И тут Анку не торопился. Время само найдет и определит, на что будут сделаны ставки. Время – заклятый враг и, в то же время, самый близкий друг Жнеца. Проклятое бесконечное время.

Анку отвернулся от озера и окинул взглядом развернувшееся перед ним полыхающее поле. Жизни миллиардов людей на его глазах начинали и заканчивали свой путь, зажигались и тухли. Здесь были и безымянные, никому не интересные люди, и те, кого после смерти еще долго вспоминают и цитируют. Чингисхан, Коперник, да Винчи, Эйнштейн, Сталин когда-то стояли, ничем не отличаясь от других. Кто-то, может быть, сказал бы, что их свечи горели чуть ярче, но Анку, растерявший за тысячелетия всю романтику, знал, что жизни гениев на этом поле горели точно так же, как и жизни нищих, глупцов и убогих.

Он двинулся между рядов, наблюдая, как тут и там загораются и тухнут свечи. Вот появилась одна жизнь, неимоверно маленькая. У этого существа еще даже нет имени, и пока горит свеча, его даже не успеют назвать. А вот огарок, вокруг которого могла быть внушительная лужица воска, если бы свеча была сделана из воска. Это Аслан Магомаев, столетний старец, который еще не закончил свой путь. Анку неспешно продолжал идти. Время здесь всегда казалось каким-то неправильным, и сложно было сказать, как долго он шел: минуты или часы. Остановился он возле ничем не выделяющейся свечи. Это была жизнь Дениса Крайнова, двадцатипятилетнего курьера, от которого теперь зависело, сможет ли Анку уйти в пустоту от опостылевшей работы или нет.

– Давай, мой друг, не подведи, – наконец разорвал тишину Жнец. Звук получился пустым и бездушным, словно здешний маленький мирок напрочь убивал эмоции.

Он мысленно взглянул на то, что происходит с Денисом. Закрыв глаза, моментально увидел на внутренней стороне век картину: курьер стоит на станции метрополитена. Рядом виднеется табло, время – 10.31.15, а через секунду 10.31.16. Через минуту подъедет поезд, и Денис выполнит свою задачу. Анку надеялся, что тот получит удовольствие. Всегда приятно, когда постоянная работа приносит радость. И видит Бог – Анку улыбнулся своей шутке, – что скоро распоряжение людскими жизнями станет единственной работой нового Анку – курьера Дениса.