Малакай и я - Дж. МакЭвой (2021)

— Я переехал в Нью-Йорк с матерью и, думаю, был очень близок к Ли-Мей, где бы она в тот момент ни была, — прошептал он. Обычно, вспоминая о ней, он говорил ее или она, а сейчас он лишь второй раз назвал ее по имени. — Но каждый раз, как это случалось, мать увозила меня в больницу, и вскоре стали накапливаться счета. Поэтому я заставлял себя не думать об этом и старался скрывать свои обмороки. Я делал это ради ее блага, но потом она умерла... покончила с собой, но я уверен, что дедушка уже рассказывал тебе эту часть.

— Рассказывал, но только потому, что я завидовала, помнишь? Я спрашивала, почему ему все время надо тебя видеть. Ты тогда почти уже был подростком. Может, я даже желала тебе зла... прости.

Боги, я была ужасным и завистливым человеком.

— Не надо. Я понимаю. — Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла, перед ним стояла теперь уже пустая тарелка. — У тебя ведь никого не было. У меня хотя бы был отец.

— Ты вернулся к этой гниде?

Его лицо пересекла широкая и самая искренняя улыбка, которую я видела.

— Нет. Мы не общались с тех пор, как я уехал из Луизианы. Но Альфред нанял мне адвоката, подал в суд на алименты и угрожал отцу тюрьмой за издевательства. В шестнадцать лет кончился срок опеки. Я жил один в маленькой квартире в Бруклине. Альфред пытался дать мне что-нибудь получше, но я отказывался. Мне не хотелось быть в таком долгу перед ним.

— В долгу... перед ним? Какая-"то бессмыслица. Я думала, что это он был в долгу перед тобой. Он всегда говорил об этом именно так.

Он покачал головой.

— Альфред... моя мать... это не его вина. Он ничего не мог сделать. Она не была пьяной в ночь выступления в роли Фантины в «Отверженных». Ее накачал наркотой какой-то дублер, который считал, что главная роль нечестно досталась неизвестно кому. Моя мать не поняла, что произошло, была так возбуждена и рассержена, что покончила с собой. Альфред не знал об этом, пока одна из актрис не призналась ему в том, что натворила моя мать. Он бы ничего не смог сделать, чтобы остановить ее. Он просто делал свою работу. Альфред — хороший человек. Один из немногих. Хорошие люди не понимают ход мыслей подлецов. Он всю свою жизнь заботился обо мне, пока виновник и остальные, кто знал о произошедшем, продолжали выступать и жить своей жизнью, забывая о прошлом. «Они не убивали ее, она покончила с собой. Они просто валяли дурака. Такое постоянно случается...» Они будут придумывать оправдания до скончания времен, прежде чем возьмут на себя ответственность.

Теперь я понимаю, почему дедушка не позволил мне углубиться в это искусство. Думаю, каждый ребенок в какой-то момент думает, что хочет попасть в кино... но дед всегда осаживал меня. Меня легко расстроить, а еще легче было в детстве, но я интересовалась всем подряд, поэтому просто переключилась на уроки фортепиано и волейбольный клуб.

— Ты не плачешь.

Я заметила, что он пристально смотрит, ожидая моей реакции. Я дотронулась до уголка глаза.

— Кажется, нет.

— То есть ты плачешь только над любовными историями? — поддразнил он.

— Кажется, да.

— Знаешь, когда так отвечает психотерапевт, это несколько сбивает с толку.

Я улыбнулась, положила вилку и оперлась локтями на стол.

— Я друг, помнишь? Но просто с ушами психотерапевта.

Он тоже подался вперед.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Лгунья, — прошептал он. — Когда ты не разговариваешь, ты думаешь, Oshaberi.

Я застонала и закрыла руками лицо.

— Я страшно не люблю это прозвище.

— А мне нравится.

— Только потому, что никто тебя так не называет.

— Верно. Но ты отвлеклась.

Он видит меня насквозь? Думаю, он имеет право допытываться, после того как я забурилась в его жизнь. Нахмурившись, я посмотрела на свою теперь уже пустую тарелку... видимо, съела все на автомате.

— Мой дедушка — хороший человек, — проговорила я голосом чуть громче шепота. — Но я нет.