Егерь - Даниэль Рэй (2021)

– Наши семьи породнились. А заняться в больнице все равно было нечем. Вот и выучила твой язык. Скажи, я ведь умерла сегодня, не так ли?

Улыбка сползла с его лица. Он оставил ее рот в покое и, приподнявшись на локте, прижался носом к ее виску.

– Я не хочу говорить об этом.

– Роден сказала, то ты потерял свой дар.

– Так и знал, что твоей подруге нельзя доверять, – он усмехнулся.

– А если в этом виновата я?

– Что за бред, – Стефан даже отстранился, чтобы с неверием на нее посмотреть. – Ты же не серьезно?

– Сегодня ты видел, как я умерла, – она протянула руку и погладила его по волосам. – Не отрицай. Я знаю это. Как всегда знаю, говорит мне человек правду или врет. Как знаю, какие эмоции он испытывает, общаясь со мной. Страх, интерес, недоумение, жалость, скорбь, смирение, воодушевление, зависть, злоба или… …любовь. Я узнаю это, просто заглядывая людям в глаза. Но сколько бы я не смотрела, у меня не получается заставить их сказать правду. Я не могу принудить их говорить мне эту правду. И остается только констатировать факт: соврали они мне или нет. Учитель научил меня влиять на людей. Я могу вызвать в них страх, я могу заставить их радоваться или горевать, восхищаться или грустить, я даже могу создать иллюзию того, что они любят меня. Я могу изменить так много и, в то же время, не могу вообще ничего изменить. Ты понимаешь, о чем я?

– Твои иллюзии – это всегда только иллюзии.

– Да, – она кивнула.

– Иллюзии, которые любил вызывать мой покойный дядюшка Науб – гореть ему в аду – довели до беды. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Науб был монстром, – Сафелия едва заметно улыбнулась. – Управлять людьми на таком уровне я не могу.

– А хотела бы? – Стефан прищурился. – Хотела бы заставлять людей творить глупости, лишать воли и сводить с ума? Хотела бы быть похожей на Эстета, для которого люди – это всего-то куклы?

– Нет. Даже то, что я умею делать… Мне не нравится это… Но, когда дело касается правды… Я готова переступить через свои принципы.

– Тогда радуйся, – он подмял ее под себя и прижался губами к ее лбу. – Ты не психопат, – он спустился ниже, поцеловал ее весок, щеку, подбородок.

– Иногда я думаю: а вдруг любовь, которую я читаю в твоем взгляде – это только иллюзия? Что, если мое желание ответной любви столь велико, что я невольно заставляю тебя любить меня, хотя на самом деле ты равнодушен ко мне? – она со страхом заглянула ему в глаза.

– Тогда сегодня, – прошептал он, – когда тебя не стало, я бы испытал облегчение, а не боль.

К горлу подступил ком.

– Но заблокировала твой дар я?

– Сафелия, – Стефан вздохнул и навис над ее лицом, – думаю, ты разблокировала мой дар. А вот заблокировал его я сам. Мы сейчас это обсудим и больше к этому вопросу возвращаться не будем. Договорились?

– Договорились, – она кивнула.

– Когда тебя ранило, и я как в бреду говорил то, что говорил… В голове свербела одна мысль: «не смотри». «Не смотри» в смысле «отвернись». Я не хотел видеть, как ты умираешь, но с другой стороны я понимал, что если отвернусь, что если отвернусь от тебя в твой последний момент, никогда себе этого не прощу. С тех пор я «не смотрел». Я не смотрел в будущее, как просило меня об этом мое подсознание. Пару дней назад ты сказала: «Твои глаза были закрыты. Открой, наконец, свои глаза». Эта фраза… Что-то изменилось, когда ты произнесла ее. Что-то щелкнуло внутри. Я ведь мог все это предвидеть. Каждый раз, когда я пытался воссоздать картину происходящего с тобой, будь то разговор с напавшим на тебя в переулке уголовником, или осмотр той квартиры, где ты угодила в перестрелку, или вид искореженных машин и обгоревших тел на переезде, я понимал, что иду следом и всегда опаздываю. Будь у меня мой дар, я бы шел впереди. Теперь мои глаза открыты, Сафелия. Они смотрят на тебя. Я больше не буду тем, кто вечно опаздывает. Я буду тем, кто ведет тебя за собой.