Егерь - Даниэль Рэй (2021)

– Какое травмирующее событие могло привести Кукольника к такому расстройству личности?

– Я часто думала об этом, – Роден поджала губы. – Сомери – очень красивая женщина. Однажды, Кинен рассказал мне, как подглядывал за матерью и одним из ее учеников. Они трахались на ковре в гостиной. Кинену тогда было двенадцать лет. Он говорил, что это его потрясло, что мать, которую он считал самой прекрасной и непорочной женщиной во Вселенной, внезапно оказалась не самой лучшей мамой на свете. Особенности воспитания тоже сказались. Сомери и ее муж были довольно жестокими родителями. Ему часто доставалось в детстве. Энергетические удары и простые оплеухи… Он даже смеялся, что с возрастом стал скучать по подобным трюкам, – Роден докурила и затушила елотку.

– Думаешь, из-за того, что он застукал мать, у него пошел сдвиг?

– Ребенок в этом возрасте крайне восприимчив к психологическим травмам. Девяносто девять детей такое открытие переживут, а сотый – нет.

– Допустим, ты права. Тогда, чем отличаются стили Кукольника и Эстета? – спросила Сафелия.

– Первое, что бросилось мне в глаза – это расчленение – призналась Роден. – Эстет расчленял жертв, в то время как Кукольник сохранял общую целостность тел и препарировал их. Второе: Эстет не издевается над жертвами до их смерти. Кожа на останках без следов кровоподтеков и ссадин. И это важно. Третье: у нас нет убедительных признаков того, что имел место половой акт перед смертью. То есть мы предположили, что Эстет насиловал жертв, но ни в одном отчете нет этому подтверждений. Он испытывает отвращение к их тазу. Рассечение промежности тому доказательство. И еще одно: Эстет оставляет части тела жертв гнить. Это гниение способствует тому, что экспертиза не может установить ни причину смерти жертв, ни обнаружить следов насилия над ними. Деревья без листвы, – Роден задумалась, – это тоже символ деградации. Плоть умерла и гниет, деревья теряют листу и высыхают. Это олицетворение смерти, – Роден прикусила губу. – У Эстета и Кукольника – разные стили.

– Тогда, давай проработает версию с тем, что Эстет – иной, – предложила Сафелия.

– Если он иной, как объяснить все остальное? – Роден потерла висок. – Послание, детали дела Кукольника, о которых иные просто не могут знать! Откуда он меня знает и почему он зациклился на мне?

– Эстет – менталист, – напомнила Сафелия. – Но что, если он еще и чтец? Тогда он может многое узнать о людях, даже не прикасаясь к ним. Возможно, вы с ним встречались раньше.

– Ни менталисту, ни чтецу я не по зубам, – пожала плечами Роден.

– Или он прочел того, кто мог знать факты о твоем деле, – предположила Сафелия.

– Сомери? – Роден нахмурилась.

– Давай пока отбросим ту часть дела, которая связана с тобой, и остановимся на фактах, – предложила Сафелия. – Мы не прорабатывали версию, что Эстет иной. Для начала необходимо узнать, были ли на кораблях иных совершены какие-нибудь преступления, схожие с этим делом.

– Группа Зафира и люди Стефана опрашивали иных. Они молчат.

– Позволь напомнить тебе, что только с нашим появлением пролился свет на историю с чистокровными и клонатами. Кто знает, о чем еще молчат эти люди?

– Хорошо, – кивнула Роден и спрыгнула со стола. – С кого начнем опрос?

Сафелия утвердительно кивнула:

– Есть один интересный свидетель. Попробую связаться с ним.

***

– Здравствуйте, госпожа Ноуми, – Стефан подал знак остальным, чтобы освободили помещение.

Охрана и военные покинули комнату, где на диване, утирая слезы, сидела иная. Ее маленькие дети играли с неизвестными людьми на заднем дворе дома, пока мать допрашивали в гостиной.

– Хотите выпить, госпожа Ноуми? – предложил безлицый Стефан и кивнул поверенному, чтобы тот налил чего-нибудь.

– Олейн, – иная отняла салфетку от заплывших глаз и взглянула на Стефана. – Мое имя Олейн.

– Как скажете, госпожа Олейн, – Стефан развел руками. – Я хочу поговорить с вами о вашем супруге.