Егерь - Даниэль Рэй (2021)

Роден закрыла глаза. Ее лицо измазано кровью. Кровь стекает с керитских мечей, она капает с пальцев. Ноги утопают в этой крови. Они все – убийцы. Насильники и убийцы. Она отрубила им руки, чтобы они не сопротивлялись. Она отрубила им ноги, чтобы они не смогли убежать. Она вырвала их половые органы, чтобы они больше никогда не могли никого изнасиловать. И только в самом конце она обезглавила их и свалила их головы в кучу, чтобы потом растоптать. Они понесли наказание за то, что сделали с десятками женщин и детей, оставшихся в племени. С тех пор она больше не прикасалась к керитским мечам. С тех пор она убивала только сетями, которые плела. Никто не осудил ее за жестокость. Никто не спросил, откуда в ней столько жестокости? То был ее выбор. Осознанный и приведенный в действие. Смогла бы она повторить все это? О, да… Она бы смогла… Но станет ли она повторять подобное? – Роден сжала ладонь. – Она верила, что нет. Ей только и оставалось, что верить в это. Как оставалось верить и в то, что он не способен никого изнасиловать.

Она закрыла глаза и рухнула на кровать лицом вниз. «Выхода не существует. Тебе придется жить с этим до конца твоих дней. Они скажут, что все хорошо. Они будут говорить тебе это постоянно, как напоминание о том, через что тебе пришлось пройти. Но в их глазах ты будешь видеть собственное отражение и спрашивать себя, почему все еще живешь?»

Роден зарыдала. «Потому что я люблю тебя. Такую, какая ты есть. Я все знаю о тебе. Знаю, почему ты больше не берешь в руки керитские мечи. Знаю, что ты сделала и почему считаешь себя зверем. Я ничего не могу изменить или исправить. Я просто принимаю тебя такой, какая ты есть».

***

Как и обещала мать, после прибытия на Сую их встретила делегация Сомери. Роден старалась держать себя в руках и покорно следовала за матерью, братом и сестрой. Никаких разговоров. Никаких попыток ее задержать. Их проводили к машине и проследили, чтобы, минуя столичные пробки, они добрались домой.

Прибыв в дом, Роден тут же направилась в свою комнату. Мать напомнила, что выходить на улицу ей запрещено, но по дому она может гулять хоть дни напролет. Проблема была в том, что именно на улицу Роден необходимо было попасть как можно скорее. Банки закрывались в пять, а на часах был полдень.

За вентиляционной решеткой в ее спальне был припрятан дермосинтез. Им-то Роден и собиралась воспользоваться.

Ничто не меняет человека так, как внешность. А служащие в ее доме всегда одевались скромно.

***

Дом госпожи Эммы Уилберри отличался роскошью и помпезностью. «Имение» – как нельзя лучше назвала его Роден в прошлом. Зафир остановился у калитки и позвонил в звонок. Высветилась голограмма и молодой человек в униформе спросил:

– Здравствуйте! Вам назначено?

– Я к госпоже Эмме Уилберри. Передайте, что пришел Зафир Кеоне.

– Ждите.

Зафир ожидал минут десять. На безлицего в форме бюро общественной безопасности постоянно оглядывались прохожие. Попади они в своих нарядах на Олманию, оглядывались бы олманцы. Щелкнул замок и ворота открылись. Он вошел на территорию имения и по широкой дороге отправился к дому. Садовник стриг газон. Работники мыли окна дома на первом этаже. Дверь в дом открылась и из нее вышла женщина. Блондинка без рисунков на лице. Ее очки постоянно меняли форму и цвет, что, в принципе, на Суе давно было модно. В блузке с колышущимися водорослями и юбке в пол, по которой плавали голографические рыбки, она представляла собой типичную представительницу Суи в возрасте тридцати лет – не слишком вызывающе, не слишком ярко, но все же очень занимательно. Женщина прошла мимо Зафира, явно спеша по своим делам, а он не стал оборачиваться, дабы не привлекать к ней внимание.

На пороге его встретил все тот же молодой человек в форме, которого он видел на голограмме.

– Господин Кеоне, прошу за мной.