Когда герои падают - Джиана Дарлинг

Как может быть время, когда она не будет моей?

Но Донна.

Босс.

Королева при моем главенстве.

Партнер не только в этом деле против меня, но и в преступлении.

В моем теневом преступном мире.

Это должно было показаться смешным, но какая-то часть меня могла представить ее там, под выцветшими фресками, проверяющую оружие и отдающую приказы солдатам холодно, эффективно.

Она была бы чертовски великолепна.

— Любовь сделала тебя глупым, — наконец сказал я ему, пытаясь отмахнуться от фантазии, чтобы мысль о ней отступила от меня. — Я живу в реальном мире.

— Ты живешь в мире, который создаешь, — поправил он. — Вот почему ты босс.

В моем горле раздался рык, частично от разочарования, частично от чего-то еще.

Возможно, триумф при мысли о том, что я так развратил ее. Мысль о том, что рядом со мной будет стоять такая женщина, как она.

— Если этот план не сработает, нас не будет здесь, чтобы беспокоиться об этом, — напомнил я ему.

Потому что я был капо.

Я достаточно хорошо знал, что самые лучшие планы часто идут наперекосяк. Поэтому у меня были планы от А до Я. И ни один из них не включал Елену Ломбарди.

Не могли.

Глава 26

Данте

Я услышал это в тот момент, когда двери лифта открылись.

Музыка.

Само ее звучание превратило мою квартиру из привычного мужского оазиса, в котором я провел последние три месяца своей жизни взаперти, в нечто неземное. Я мог представить себе итальянскую сельскую местность за пределами дома Торе, словно шагнул через зазеркалье. Оливковые деревья, ломящиеся от терпких плодов, накатывающие волны холмов, переходящие из зеленого в золотой под интенсивными летними лучами. Я вспомнил, как впервые побывал здесь мальчиком, как удивился, увидев виноград на лозе, как терпкий аромат недозрелого винограда мерло взорвался на языке, как кислый гранат. Мне всегда нравилась музыка, но я никогда не был на концерте пианиста, и теперь я удивлялся, как мог быть настолько не внимательным.

Потому что магия, которую Елена извлекала из этого инструмента, была искусством, которое я чувствовал, пощипывая струны своей собственной души.

Последние лучи заката проливали сиплый свет, как абрикосовый сок, в окна, и он блестел прямо под роялем, на котором никто никогда не играл в углу моей гостиной.

Она сидела за роялем, склонив голову, словно в молитве, глаза были слегка закрыты, веки чуть подрагивали, когда она двигалась с силой песни, которая текла сквозь ее пальцы к клавишам. Ее волосы были длиннее, чем тогда, когда я впервые встретил ее, они ниспадали на плечи, представляя собой переливающуюся, мерцающую массу карамельного шелка. Голая кожа ее рук покрылась мурашками, будто на нее так же воздействовала сила ее песни.

Я подошел ближе.

Дикие собаки и вооруженные солдаты Коза Ностры не смогли бы удержать меня от того, чтобы подойти ближе и увидеть Елену Ломбарди такой, какой я ее еще никогда не видел. В этот раз все было иначе, чем в первый, когда она играла такую грустную мелодию в своем доме в тот вечер, когда я пришел оценить ее профессиональные качества. Ноты, которые она мягко выводила на черных клавишах из слоновой кости, не были грустными или одинокими.

Они были яркими, как солнце, как терпкий виноградный сок на языке.

Именно поэтому появилась музыка; когда слова страдали от неспособности выразить все эти огромные безымянные эмоции, единственным способом была песня.

Я хотел знать, играла ли она для меня.

Если золотые яркие ноты были о нас.

С Еленой никогда не было так просто, как если бы я просто спросил ее об ответе. Как музыку из клавиш, ее нужно было вытягивать искусными руками.