Считать виновной - Тесс Герритсен (2011)

Репортер отдела новостей. «Сан-Диего юнион». Какая-то бессмыслица. Зачем менять хорошее место в Сан-Франциско на столь непрестижную должность?

Чейз набрал номер «Сан-Диего юнион». Никакая Джил Виккери никогда у них не работала.

Сан-Франциско – то же самое.

Половина резюме – фальшивка. Но для чего был нужен подлог? Только ли для того, чтобы придать себе веса в глазах потенциального работодателя? Если так, то чем она занималась восемь лет от окончания колледжа до прихода в «Сан-Хосе таймс»?

Он снова потянулся к телефону. И на этот раз позвонил в Колумбийский университет, на отделение журналистики. Много ли студентов могли получить степень магистра в указанный год? И скольких из них звали Джил?

В 1979-м, ответили ему, таковых была всего одна. Но не Джил Виккери, а Джил Уэсткот.

Снова звонок в «Сан-Диего юнион». Теперь Чейза интересовала Джил Уэсткот. Ее вспомнили. И даже пообещали переслать кое-что факсом.

Через несколько минут машина ожила и неохотно извергла из себя лист с фотографией Джил Уэсткот, ныне называвшей себя Джил Виккери. На той же странице поместилась история безжалостного, хладнокровного убийства.

За окном догорал еще один летний день. Усталая, Миранда сидела посредине комнаты. Всю вторую половину дня она провела в ванной и двух спальнях, где просмотрела все, что только было можно. Безрезультатно. Ничего существенного не обнаружилось, только несколько квитанций, старых магазинных чеков, десятилетней давности открытка из Испании и еще одна записка, подписанная М.

Я уже не та беспомощная пустышка, какой была когда-то. Я могу прекрасно жить без тебя. И буду так жить. Мне не нужна твоя жалость. Я не такая, как другие, как те безмозглые дурочки. Одного не понимаю: что привлекает тебя в них? Пышная плоть? Тупое обожание в глазах? Но оно ничего не значит. Это пустая, животная привязанность. Если бы не твои деньги, эти красотки и не взглянули бы на тебя. Только мне наплевать, есть у тебя что-то в банке или нет. И вот теперь ты потерял меня.

Миранда читала, и горечь, отчаяние, боль незнакомой женщины, сквозившие в каждой строчке письма, как будто передавались ей. Она положила записку в ящик, под шелковое женское белье.

Пока Миранда приводила спальню в порядок, день незаметно соскользнул в сумерки. Включать лампу она не стала. Полумрак ложился мягким покрывалом, за открытым окном стрекотали цикады. С поля тянуло характерным запахом вечера – запахом остывающих трав и морского тумана. Миранда подошла к креслу у окна, села поудобнее и закрыла глаза. Сколько сомнений, тревог и бед свалилось на ее плечи. И даже редкие моменты несмелой радости омрачала нависшая черной тучей перспектива оказаться в тюрьме. В эти последние дни бывали минуты, когда ей почти удавалось отогнать тяжелые мысли, но в часы тишины, оставаясь наедине со своими страхами, она повсюду видела тюремные решетки. Какой срок мне назначат? Сколько лет дадут? Десять? Двадцать? Или больше?

Лучше умереть.

Внизу тихонько скрипнула, открываясь, сетчатая дверь.

Миранда подняла голову:

– Чейз? Это вы?

Тишина.

Она встала. Подошла к лестнице.

– Чейз?

Дверь также тихонько закрылась. И снова тишина, нарушаемая только далеким стрекотом цикад.

Миранда машинально потянулась к выключателю, но вовремя остановилась. Темнота – ее друг. Темнота скроет и защитит.

Она попятилась от ступенек. Прижалась спиной к стене. Прислушалась. С первого этажа – ни звука. В груди гулко ухало. Ладони повлажнели от липкого пота. Нервы царапал страх.

И вот – шаги. В кухне. Воображение мгновенно нарисовало картину: шкафчик… ящик… ножи…

Дыхание обрывалось. Миранда еще дальше отступила от лестницы. Мысли метались в поисках выхода. Куда бежать? Наверху – две спальни и ванная. На всех окнах сетки. Хватит ли времени?

Снова шаги внизу. Незнакомец вышел из кухни. И направился к лестнице.