Оцепенение - Камилла Гребе (2020)

– Потому что… потому что… Бог сделал его больным, украл его ослов и верблюдов и убил отца… И десять его детей, – добавляет она после паузы.

Дети хихикают.

– Ну… – протягивает Карл-Юхан. – Все так, Юлия, но это не Бог, а дьявол сотворил все это.

– Я это и имела в виду, – быстро отвечает Юлия и краснеет.

Карл-Юхан одобрительно кивает.

– И что тогда сделал Иов? Проклял Бога?

Юлия трясет головой.

– Нет. Он не хотел. Хотя три ложных друга сказали, что он живет неправильно. И Бог обрадовался, сделал его здоровым, дал ему новых ослов и верблюдов. И десять новых детей.

Карл-Юхан довольно улыбается.

Смех прошел, и дети заскучали. Мы работали с Иовом почти час, на дольше у детей не хватает концентрации.

– Именно, – говорит Карл-Юхан. – И какой урок мы извлекли из этой истории?

– Тот, кто верен Богу, получает… получает… – заикается Юлия.

– Верблюдов? – вставляет Джеймс, наш главный клоун, полный мальчик с ярко-рыжими волосами и смеющимися глазами.

Снова хихиканье.

Карл-Юхан тоже улыбается, но я знаю, что эта улыбка притворная, во взрослой группе он таких шуток не допускает.

– Если будешь верен Богу, Он благословит тебя и дарует тебе вечную жизнь, – проникновенно произносит он.

Дети затихают и смотрят на пастора во все глаза.

– Думаю, на сегодня достаточно, – продолжает он с улыбкой. – Перед уходом возьмите у Перниллы листовки про поход на следующей неделе.

Он кивает мне. Я поднимаюсь, поправляю юбку и беру стопку листовок со скамейки.

– Встречаемся перед домом для собраний в шесть, – объявляю я. – Я составила список вещей, которые нужно взять с собой. Прочитайте внимательно, чтобы ничего не забыть. И еще, там, куда мы пойдем, не будет магазинов. В лесу то есть.

Снова хихиканье.

Я начинаю раздавать памятки детям и добавляю:

– Прогноз обещает теплую солнечную погоду, но на всякий случай возьмите дождевики. И приходите вовремя. Автобус отправляется в шесть тридцать.

Дети начинают шептаться, собирать книги и рисунки и подниматься с пола.

– Оденьтесь практично, – продолжаю я. – И не забудьте про удобную обувь. Мы будем много ходить, и я не хочу, как в прошлый раз, заклеивать пластырем мозоли…

Никто не отвечает, дети уже в дверях.

– И никаких мобильных! – кричу я им вслед.

Карл-Юхан улыбается.

– Присядь со мной ненадолго, – просит он, похлопывая по ковру своей ручищей.

Последний ребенок вышел, и дверь за ним глухо захлопнулась. Пламя свечи дрожит от сквозняка.

Я подхожу и сажусь в паре метров от священника.

– Разве они не чудесные? – восторгаюсь я.

Пастор с улыбкой кивает. Потом хмурит брови и наклоняет голову набок.

– Как дела у Бернта? – интересуется он.

Я думаю о том, как отец ждет в хосписе, когда Господь призовет его к Себе, об его истощенном теле и коже и белках глаз, ставшими совсем желтыми, как нарциссы.

– Не очень хорошо, – искренне отвечаю я.

Карл-Юхан грустно кивает.

– Мы будем за него молиться, – произносит он, выделяя каждое слово, и потом добавляет: – Тебя что-то гнетет, Пернилла? Ты какая-то рассеянная.

Я поспешно качаю головой.

– Нет, все нормально. У меня новая работа, она мне очень нравится. Все хорошо. Со мной. На работе. И в остальном. И вообще.

Он не отводит от меня взгляда. И, словно прочитав мои мысли, спрашивает:

– Самуэль снова что-то выкинул?

Я киваю, закрываю глаза и чувствую, как на них набегают слезы. Думаю о дрозде дома в клетке, смотрящем на меня обвиняющим взглядом. И против своего желания я рассказываю о странных пластиковых пакетиках, о том, как я выставила Самуэля из дома, и о визите полицейских.

Как обычно, история получается более долгая и обстоятельная, чем хотелось бы, но Карл-Юхан терпеливо меня слушает.

Он умеет слушать.