Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

Повисает пауза, пока силы природы решают, как им поступить с несколькими тоннами железа, неожиданно повисшими в воздухе. Затем кран вздрагивает, кренится и с кряхтением выбирающегося из кровати старика начинает медленно заваливаться на землю.

— Бегите! — кричит Сигню. — Бегите же! Спасайтесь!

Все происходит как в замедленной съемке: чудовищных размеров конструкция обрушивается на них с небес, ударяясь о землю с такой силой, что люди не удерживаются на ногах и падают, их накрывает волной пыли и соленых брызг — и это притом что кран упал в нескольких сотнях футов от них. Мулагеш с немым ужасом видит, как на стоящих у стены бедолаг обрушивается дождь смертоносной шрапнели.

А где же меч? Он все еще в воздухе, летит вверх, вверх, поднимаясь над тучей пыли, а потом разворачивается и со свистом мчится обратно, словно намереваясь разрубить напополам целый мир.

Но не разрубает. Вместо этого его рукоять точно ложится в чью-то раскрытую ладонь, поднимающуюся из морской воды.

Мулагеш смотрит на руку, затем на того, кому она принадлежит. Этот кто-то уже шагает по пристани, и с плеч его ливнем стекает вода.

Поначалу кажется, что волны выбросили на берег что-то давно ими смытое — отвратительного вида клубок кораллов, металла и костей. Однако вода наконец стекает, Мулагеш различает плечи, руки и грубо намеченное, скелетообразное лицо. Из спины твари торчат рога, клыки и клинки, на запястьях топорщатся острые, как у пилы, зубья, и каждый дюйм этого чудовищного доспеха призван убивать, разрушать и калечить, словно предназначение твари — самим своим существованием терзать живую плоть мира.

Зажатый в руке твари меч торжествующе поет. Существо смотрит на клинок, склоняя голову, словно глядит и не может наглядеться на такую красоту.

Это адепт Вуртьи. Только он выше и крупнее тех адептов, что приходили к Турин в видениях, и доспех у него богаче украшен и страшнее выглядит.

Меч вибрирует и гудит, и в его песне слышен голос — голос, обращенный не к слуху и не к разуму, а к самой сердцевине души, голос, вещающий в торжествующем кличе: смерть и война! Последняя битва, последняя битва!

И тут Мулагеш понимает, что за существо стоит на пристани. Понимает, что — или, точнее, кто — шагает по этой земле.

— Тудыть твою в качель, — ахает Мулагеш. — Я, конечно, могу ошибаться… но это, мать его, святой Жургут!

* * *

— Кто? — переспрашивает Сигруд.

— Этого не может быть! — вскрикивает Сигню. — Как это вообще мог…

Она не успевает договорить: святой Жургут оглядывается, поднимает меч и снова подбрасывает его в воздух. Все тут же падают на землю, несколько футов стали со свистом вспарывают воздух над людьми и вонзаются в грузовики — меч пробивает насквозь одну машину и взрезает другую. Грузовик медленно кренится и распадается на части.

Люди смотрят, как меч несется над ними с низким гудящим звуком — как раз таким, как описывал Бьорк. Меч возвращается в руку святого, который разворачивается и спокойно начинает подниматься к ним.

Мулагеш делает глубокий вдох и орет:

— Огонь!

Она им не командир, но дрейлингская охрана мгновенно подчиняется — люди выстраиваются вдоль волнолома и стреляют в Жургута. Знакомый до жути звук — бесчисленное множество пуль ударяется о божественный доспех и бессильно падает на землю. Этот звук преследует Мулагеш во сне — эхом Мирградской битвы; и хотя в руках у дрейлингов современные винташи, они не могут пробить доспех. Святой Жургут на мгновение останавливается, словно для того, чтобы познакомиться с новым для себя явлением: закрытое маской лицо поворачивается — чудище наблюдает за искрами, которые высекают пули, бьющиеся о его грудь и руки. Затем он пригибается и прыгает.

Мулагеш снова слышит низкое гудение. Это меч. Меч его тянет за собой. Это он поднял его в воздух.