Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

— Нет, — шепчет Лем. — Нет, не может быть. Этого попросту не может быть! Она мертва! Все знают — она мертва!

И тут он слышит новый звук — перекрывая грохот пушек, и треск пламени, и вопли ужаса, со стороны бухты доносится клич бесчисленных воинов, что стоят на палубах кораблей. Они выкрикивают одно и то же слово, точнее, имя, и так рождается древний, мерный, как удары боевого барабана, клич:

— Вуртья! Вуртья! Вуртья!

* * *

Солдаты в крайней западной башне в ужасе смотрят на то, как у них на глазах вырастает гигантская, практически заслоняющая им вид на море фигура. Откуда она взялась, непонятно, — словно сама собой из скалы проросла. На широких плечах ее — кольчуга с латными пластинами, каждая из которых украшена чеканкой с жуткими и страшными сценами. Пламя над кораблями в бухте подсвечивает ее снизу, и чудище выглядит адским выходцем из самого страшного сайпурского кошмара.

Богиня войны, Божество смерти, возродившееся к жизни на диких утесах в самый темный для Сайпура час.

— Во имя всех морей, — шепчет Сакти. — Во имя всех морей… этого попросту не может быть!

Один из техников оборачивается к капитану Сакти:

— Нам… э-э-э… стрелять, сэр?

Другой техник возражает:

— Мы не можем стрелять по ней! Она слишком близко! И стоит под неподходящим углом!

Все оборачиваются к Сакти.

Тот вздыхает:

— Ох ты ж мама дорогая…

* * *

Мулагеш стоит и смотрит на армаду кораблей и на воинов, скандирующих ее имя — вернее, то имя, которым ее называет меч. Трудно понять… он вообще много чего говорит ей, шепчет, убеждает: надо радоваться, надо исполниться яркой, счастливой ярости, ибо она воссоединилась со своей армией, с теми, кто построил ее империю.

Но Мулагеш может думать только о лежащем у ее ног теле — и о тех других мертвецах, что она оставила за собой.

Она делает вдох и громко кричит морю:

— Дети битвы! Дети Вуртьи!

Воины вопят и подвывают от свирепой радости.

Она вопит в ответ:

— Смотрите на меня! Смотрите на меня и слушайте мою волю!

Тут все крики стихают — воины ждут, что она скажет.

Она орет:

— Я — Императрица Могил! Я — однорукая Дева Стали! Я — Королева Горя, Я — Та, что расколола землю надвое!

Мир вокруг продолжает как-то странно дрожать, очертания предметов то и дело меняются. Она ощущает себя огромной, прямо-таки гигантской, титанических размеров фигурой, достающей головой до неба, — и одновременно чувствует, как по щекам текут горячие, мокрые, самые настоящие слезы.

— Я — война! — кричит она. — Я — чума и я — мор! Я оставляю за собой океаны крови! Я — смерть, я — смерть! Слушайте меня, смотрите на меня, ибо я объявляю свою волю, ибо я — смерть, я — смерть, и ничего более!

* * *

Жители Вуртьястана в ужасе смотрят на скалы и слушают гулкий голос, который эхом доносится до них по воде. Фигура на утесе вскидывает руки к небу, словно призывая на себя молнию.

И снова кричит:

— Я убила бессчетное число солдат! Я оставляла их гнить на поле битвы, и их матери так и не узнали, где полегли их сыновья! Я убивала, даже когда они умоляли меня о пощаде! Я обрушивала врата городов и слушала рыдания их жителей! Несть числа злодеяниям, что я совершила! Слышите ли вы меня?

Толпа вуртьястанцев молчит, и тут люди почему-то начинают плакать, вслушиваясь в летящий над водой голос. Лему становится тоже как-то не по себе — в этих словах нет угрозы, и звучат они не как объявление войны, а как полная боли и печали исповедь.

Голос завывает:

— Я убивала женщин! Я убивала детей! Слышите вы меня? Слышите? Все это я делала! Я сжигала их дома, я убивала их в их постелях! Я уходила, слушая, как они оплакивают своих близких! Я бросала детей замерзать в темные зимние ночи! Я совершила все эти ужасные злодеяния и тысячи других!

Тут она поднимает к небу меч и кричит: