Рулетка судьбы - Антон Чижъ (2019)

– А мы… докатились… догадались, что старуха – Завадская… Я к Агате… Тьфу, Агапе пригляделась… Так она на молодую Полину похожа удивительно… Даже я поверить не могла в очевидное… Тебе хотели сюрприз сделать…

– Благодарю, сделали… И вот результат…

Он не мог рассказать, что пережил, пока выталкивал каталку на улицу, на безопасное расстояние от дома, растирал лица снегом и шлепал по щекам, пока не прибыл доктор. Как потом гнал пролетку на Тверской бульвар, прикрывая их своим пальто. Шубка Агаты и пальто тетушки сгорели дотла. Главное, чтобы не вспомнили, сколько получили пощечин. Особенно тетушка…

– У меня лицо болит, будто дали пощечину, – чуть слышно сказала она.

Из Агаты вылетел звук согласия: и у нее щеки болят. Надо было как можно скорее уходить от опасной темы.

– На разведку была отправлена мадемуазель Керн? – спросил Пушкин.

Агата Кристофоровна кое-как кивнула головой, которую не ощущала.

– После явились вы, тетушка…

– Явилась… Агаты долго не было… Я вошла… Она сидит… Связана… Без чувств… Наверное, по голове ударили… Полина заставила выпить пузырек… Потом… Ничего не помню…

– Вас обеих могли убить, – сказал Пушкин. И чуть было не сказал: «Я мог вас потерять!» – Непростительное легкомыслие… Жуткое. Глупейшее…

– Прости, мой милый…

– А-а-а… – кое-как выжала из себя Агата.

– Я же приказал: не заниматься сыском. Ослушались – и вот результат.

Такой тон Агата Кристофоровна не могла спустить. Даже если бы лежала совсем мертвой. Не то что теперь: немного мертвой… Собравшись с духом, она приподнялась.

– Это кому ты приказы вздумал отдавать?

Оставить тетушку Агата не могла. Она присела и взялась руками за голову.

– Да…

– Ты что тут раскричался, мой милый? – продолжала Агата Кристофоровна, чувствуя, как силы сами собой возвращаются. – Кому вздумал мораль читать?

– Да! – пискнула Агата.

– Ты мне смотри, говори, да не забывайся! – тетушка встала, ее качнуло. Пушкин ринулся на помощь, но его услуги отвергли. – Вот еще взял манеру: старших жизни учить!

– Да-да! – куда уверенней поддержала Агата.

– Напал на беззащитных беспомощных женщин. – Агата Кристофоровна держалась за спинку диванчика. – Кричишь, обвиняешь неизвестно в чем, претензии выставляешь.

Ничего подобного Пушкин не посмел. Он вообще стоял молча.

– Так вот заруби себе на носу, мой милый Пи: мы, московские дамы, не позволим, чтобы нами помыкали… Мы свое представление имеем… И понимаем не хуже вашей хваленой сыскной полиции… Кто убийца, а кто притворяется… А ребусы как семечки щелкаем…

Тут силы окончательно оставили Агату Кристофоровну, и она повалилась на диванчик. Агате так хотелось добавить мудрые и гневные слова, но язык отказывался служить, а глаза сами собой сомкнулись.

– Мой милый, завари нам кофе… – простонала тетушка с закрытыми глазами.

Пушкин побежал будить доктора Алтухова, который имел практику на Тверском бульваре.

26

В лечебнице для душевнобольных Корсакова, что в Мещанской части, в женской палате находились две пациентки. Одна из них сидела, спустив босые ноги с кровати. Перед ней стоял табурет с листом бумаги. Она водила карандашом по фигуре из шестнадцати квадратов, под которой был круг, разделенный на тридцать семь сегментов. Соседка ее лежала, подтянув ноги и укрывшись одеялом с головой.

Михаил Аркадьевич обещал доктору недолго, буквально задать несколько вопросов. Таких важных для следствия. Ему позволили войти в палату ровно на пять минут. На всякий случай он вежливо поклонился. Рузо не обратила внимания, поглощенная рисунками. Не зная, куда присесть, Эфенбах пристроился на уголке кровати.

– Как ваше самочувствие, госпожа Завадская?

Агапа не шелохнулась, закрутив лицо одеялом.

– Позвольте один вопросик осветить…

Она не ответила.

– Останется сугубо между нами… Слово чести…