– Аля… Ты моя хорошая… – прослезилась Люба. – И ты при таких долгах покупаешь мне икру… Интересно, сколько она сейчас стоит?… Подожди… Одна баночка, помнится, в нашем супермаркете стоила тысячу рублей.

– Нет, это подешевле будет, моя знакомая привезла из Астрахани… – порозовела не привыкшая лгать Аля.

– Ладно, даст бог – расплачусь.

Аля вдруг вспомнила, что ей надо срочно домой, что должен прийти мастер-сантехник, что она опаздывает. Уже в передней, прощаясь, она пообещала поговорить с Валентиной Николаевной, чтобы Любу восстановили на работе, и уже за минуту перед тем, как уйти, не выдержала и сказала:

– Я с парнем одним познакомилась… Приятный такой молодой человек… Пригласил меня в субботу на свидание, а мне пойти не в чем, представляешь? Пересмотрела весь свой гардероб и поняла, что совершенно не готова к свиданиям… Раньше-то как было? Работа – дом, дом – работа. А сейчас мне надо выглядеть… У меня только джинсы, майки, свитера… Ну ладно, что-нибудь придумаю… А ты держись… Все, я пошла…

Она поцеловала Любу и ушла.

И с ее уходом квартира словно умерла. Стало так тихо, нехорошо, словно в дом снова вернулась болезнь…

3

Сон пошел ей на пользу. Она проснулась в три часа дня. Квартира наполнилась душным желтым солнцем. Люба поднялась, подошла к окну и распахнула его. И тотчас в комнату хлынул свежий, живой воздух. Она вздохнула полной грудью… Потом встала на стул и сняла грязные занавеси, собрала все, что показалось ей несвежим (кухонные полотенца, носовые платки, салфетки), и сунула в корзину с грязным бельем.

Окна помыла простой теплой водой и вытерла насухо при помощи старых газет. Не понадобилось ничего из той рекламируемой химии для мытья окон, чем пользовалась в свое время ее домработница… И стало легче дышать. Потом она прибралась на кухне, вычистила плиту…

Когда в подъезде мальчишки рванули петарду, она выронила кастрюлю… Та упала со страшным грохотом на пол… Откололся кусок эмали… Мысленно она купила и новую кастрюлю, и новую сковородку, потом мысль плавно перетекла к Але, так захотелось сделать ей что-то хорошее, полезное, купить ей, к примеру, красивое платье, туфли… Сколько же платьев и красивой обуви осталось в ее прежней жизни, в прежней квартире, прежнем шкафу… Сейчас же в старом желтом шкафу аккуратной стопкой лежало две пары джинсов и свитера, свитера… Она вспомнила Алю, у которой гардероб был примерно таким же… Только в отличие от Любы она жила в собственной квартире, доставшейся ей в наследство от тетки…

Люба вышла с мусорным ведром из квартиры, оставив ее приоткрытой, поднялась на один лестничный марш вверх – к мусоропроводу. Навстречу ей спускался молодой мужчина в джинсовой кепке, надвинутой на глаза. В руках – кричащий, ярко-красный пакет.

До мусоропровода она не дошла, остановилась, уставившись на лежащего ничком на полу, на черно-белых, шахматных плитках пола, залитого большой лужей крови, человека. Спутанные грязные волосы, джинсовая одежда, потертые коричневые башмаки. Кровь была свежей, не успела затянуться пленкой. Его только что убили. И ей почему-то было не страшно. Удивительное дело (мысль ее стремительно летела куда-то, навстречу какому-то логическому объяснению), ей не страшно потому, что все самое страшное ей пришлось пережить в стенах этой ужасной, старой, пропитанной запахами беды и подгоревшего лука квартире… Больше того, она почувствовала в себе прилив сил. Он, этот несчастный, был убит и не дышал… Она опустилась перед ним на корточки и положила палец на шею… Потом потрогала место на руке, где мог бы прощупываться пульс… Он был мертв. А она, Люба, была еще жива… Этого человека застрелили, а она, по сути, здорова. У нее ничего не болит… Но должна же она сделать что-нибудь для этого несчастного! Хотя бы вызвать милицию, чтобы по горячим следам схватили преступника, скорее всего, это тот самый парень в надвинутой на глаза джинсовой кепке…