После Агата сожалела об этой ночи. В первую очередь из-за того, что родители придумали новую забаву и заперли ее в крошечной комнате рядом с кабинетом отца. Ненавистной и пустой комнате, в которой даже негде спрятаться. Теперь отец приходил к ней все реже. И Агате часто приходилось слушать, как все смеются вечерами за телевизором. А ее не пускали, потому что боялись за Алису. И зависть только раззадоривала Агату.

Спасение она находила только в книгах. Вся пропахшая ее болезнью комната была завалена историями об оборотнях, призраках и вампирах. Другое Агата не любила читать. Ей нравились темные истории с трагичным финалом. А еще она чувствовала некое сходство с этими чужими царству людей монстрами. Ведь, по сути, она одна из них. Исключительная. “Исключенная из мира людей”, – поправляла себя Агата.

***

4 июля 2019 г.

– Теперь ты знаешь, почему я такая. – Произнесла Агата. Ее голос чуть охрип от такого непривычно долгого разговора. – И знаешь, что я не хотела на самом деле причинять тебе боль. Как и родителям.

Я в нетерпении дернула ее за рукав ночной сорочки.

– Так в чем ты виновата? Ты так и не рассказала.

Агата поправила волосы и недовольно взглянула на меня. Я отвлекла ее от мечтаний. Пока она рассказывала свою историю, ее глаза устремлялись вдаль, а по лицу гуляла тусклая улыбка. Наблюдая за ней, я поняла, что отчасти ей даже нравилось свое состояние. Как она там говорила? Исключительная? Мне стало не по себе. В мире Агаты, с ее приступами и вечным заключением, остальные не имели никакого значения. И я в том числе.

– Да, я виновата. – Кивнула она. – Это я устроила пожар. Точнее, дала ему разгореться. Я ненавидела этот дом. И ненавижу до сих пор. Он лживый и пропахший ненавистью.

Я дернула бровью. Мы с ней видели совсем разные реальности. И я начинала в них путаться.

– Не могу поверить в то, что ты могла устроить пожар. Тебе ведь всего было двенадцать. – Тихо произнесла я, но внутри понимала, что она способна на все, что угодно. – Ты можешь рассказать все по порядку?

– Могу.

Агата застыла, насупившись и пытаясь что-то вспомнить. Затем кивнула. Она приподнялась, покопалась в тумбочке около кровати и протянула мне листок бумаги. Только взяв его пальцами, я поняла, что он вырван из дневника матери. Тусклый свет еле освещал лист, но я цепким взглядом видела каждую букву.

Запись была небольшой. На пол-листа. И она следовала после той, что обнаружила я.

20 июня 2004 г.

Сегодня я нарисовала четвертую картину из серии с прудом. На ней Агата еще здорова. Но ее взгляд уже говорит о многом. На самом деле, я так много обвиняла Витю во всех бедах, но отказывалась принимать то, что в ее злобе виноват не он. Я просто боялась себе признаться – моя дочь уже родилась с черным сердцем. Взглянув в ее глаза еще тогда, сразу после родов, мне стало ясно это.

Агата. Ее сердце темное, как агат. Оно пропитано ощущением своей особенности.Я помню, как она дергала меня за волосы и грудь. И не так, как делают обычные дети.

Это я поняла после рождения Алисы. Агата дергала так, чтобы мне было больно. Она упивается чужой болью. Для нее это эксперимент – смотреть, как человеку больно. Я помню, как ударила ее однажды. Это случилось еще до того, как она чуть не утонула. Она просто играла, а потом подошла и ткнула меня рукой куклы в глаз. И я дала ей пощечину. Не сдержалась. Странно, но это сработало. Пока Агата чувствует силу, она безобидна. Только потом я узнала, что есть такое понятие, как нарциссы. Это люди, для которых все остальные просто игрушки.