Платонова пещера - Влада Ольховская (2019)

– Во-первых, я не знаю ни одного француза, который был бы рад прозвищу «лягушатник», – спокойно сказала она. – Во-вторых, Ян лишь наполовину француз, поэтому французом себя не считает.

– В-третьих что-нибудь будет?

– В-третьих, мне есть о чем говорить с ним, потому что он не считает меня безумной убийцей. А что я могу обсудить с тобой? Поговорим обо всех моих ошибках?

Говорили уже – и ни к чему хорошему это не привело. Поэтому Герман сменил тему:

– Поговорим о девушке, которая была тут в прошлый раз. Где она?

– Какая тебе разница, если ты даже имя ее не помнишь?

– Алиса, вроде бы…

– Агата, – безразлично поправила Екатерина. – И что ты хочешь узнать о ней?

– Кто она такая и для чего нужна вам с лягушатником?

– Как с тобой можно разговаривать, если ты ничему не учишься? – укоризненно покачала головой она. – Я тебя прошу, хватит выставлять меня и Яна какими-то монстрами. Агата была нашей гостьей, никто не удерживал ее здесь насильно. Мы с ней поговорили, только и всего.

Теперь она живет в другом месте.

– Я хочу поговорить с ней.

– Зачем?

– Убедиться, что у нее все в порядке, и предупредить ее о том, во что она ввязывается.

– Ты очень похож на моего брата, – указала Екатерина. – Ты ведь и сам не знаешь, во что ввязывается Агата и что вообще происходит. Но ты приучил себя сохранять уверенность в любой ситуации и даже мысли не допускать, что ты можешь быть не прав.

Герман почувствовал, как в душе нарастает волна гнева, ставшая уже привычной в этом доме. Но он пока не был готов развернуться и уйти.

– Если она не захочет со мной говорить – пожалуйста, но я хотя бы попробую. Дай мне ее телефон.

– И все-таки нет. Если вы снова окажетесь здесь одновременно, тогда и поговоришь, а выдавать тебе ее личные данные я не собираюсь.

Она сидела прямо перед ним, наверняка чувствовала, как сильно он злится, и все равно оставалась равнодушной. Идеально спокойная, безупречная, как робот – или ожившая статуя.

Герман и сам толком не мог сказать, почему, но это лишь усиливало его гнев.

Из них двоих она считалась сумасшедшей, а он терял контроль над собой. Нужно было уезжать, и срочно.

– Я ведь могу рассказать отцу, что ты таскаешь сюда посторонних, – Герман пустил в ход последний козырь.

– Как тебе будет угодно. Но он и так знает – ему все равно. Мне нельзя общаться с ним и с прессой, все остальное разрешено. Так что, прошу, звони, и тогда проверишь, будет ли он рад тому, что ты так часто ездишь сюда.

Шах и мат. Она снова победила его, легко, даже книгу не закрывая.

Герман, больше не говоря ни слова, развернулся и направился обратно к машине. Он чувствовал: если заговорит с ней сейчас, может сорваться на крик, а ему не хотелось, чтобы слуги, нанятые его отцом, стали свидетелями такого.

У него были причины злиться на Екатерину, и ее нежелание передать ему телефон Агаты стало самой меньшей из них.

У Веренских всегда была особая позиция в обществе – но она отняла это, когда стала героиней криминальной хроники и желтой прессы.

У их большой семьи были доверие и любовь друг к другу – но она все испортила, когда показала, что они не смогли вовремя распознать убийцу.

У него была тетя, которой он верил, к которой мог обратиться за помощью в любой момент, – но она отняла у него и себя, и их общие воспоминания, когда из человека, который его вырастил, вмиг превратилась в чудовище.

Вот почему Герман злился на нее даже сейчас, когда ничего особенного не произошло. Как она могла жить дальше после всего, что случилось? Как могла оставаться прежней, если больше не имела на это права?

Он и сам не мог толком сказать, чего от нее хочет, чего ожидает. Но уж точно не тихого отдыха в уютном особнячке! Если он не мог простить ее, то почему она так легко простила себя? Хотя какой спрос с сумасшедшей!