Я вернулся за тобой - Любовь Попова

— Я уже думала, ты никогда меня не коснешься...

Я охуеваю, смотрю в глаза, четко видя мутную пелену…

— Что он тебе дал? — начинаю злиться, бешусь, собираясь разбить Джулиана череп, но Саша вцепляется в мой воротник, тянет на себя так резко, целует так настойчиво, что я теряюсь. Просто мозги всмятку, как яйцо сброшенное с высоты.

Она такая сладкая, что сожрать хочется, одежду стянуть и смотреть, смотреть...

Но смотреть не выходит.

Свет везде вдруг гаснет, и Саша вскрикивает. Нас просто забыли?

Я и сам трушу в кромешной тьме.

Нужно найти телефон и позвонить, пусть вытащат нас, но Саша вцепилась в меня ногами и руками и держит так крепко, словно боясь потерять.

— Мирон! Я темноты боюсь.

— Я тоже, — рявкаю я, на ощупь пробираясь к дивану, где мы делали последние фотографии...

Сажусь, спихиваю ее с себя. Но сквозь страх все равно чувствуя дискомфорт в штанах. Там скоро своя катастрофа будет.

— Ну я же девочка, — хихикает она немного пьяно, и я плюхаюсь следом. Саша тут же залазит ко мне на колени, я удивленно вздергиваю брови, но горю. — Ты не оставляй только меня. Не бросай больше.

— Не брошу. Никогда больше не брошу, — говорю честно, как вдруг вздрагиваю, когда она пальчиками лезет пот футболку, считает пальчиками кубики, опять хихикает, активно елозит по стояку.

Хотел бы посмотреть в глаза, оттолкнуть. Ведь сейчас она сама не своя.

Но всю ответственность с себя снимаю, когда задаю прямой вопрос...

Ведь, что у трезвого на уме, то у пьяного между ног.

— Ты хочешь меня?

— Так сильно, что больно, — шепчет она в губы, а я затылок ладонью нахожу, сжимаю как можно сильнее и ловлю вскрик... Но мне срать, больше ничего не важно, кроме куска ткани, которая становится невыносимым препятствием, и срочно должна быть ликвидирована.

Глава 26. Саша

Мне кажется, что я схожу с ума.

Иначе как объяснить, что мои руки на теле Мирона, а его губы пытаются высосать из меня душу, требовательно и грубо целуя.

Точно, схожу с ума. Но какое же это сладкое безумие.

Поверить, что это все происходит наяву, невозможно.

Я бы никогда не дала Мирону к себе прикоснуться вот так.

Словно мы снова в моей квартире, снова одни, снова любим.

Поэтому сейчас можно расслабиться и просто отдаться этой порочной фантазии, ведь я никому не расскажу о том, что мне приснилось. Я никогда не говорю, даже если просыпаюсь мокрой, с рукой между ног.

И мне правда больно. Больно от осознания, что в моем диком воображении Мирон еще не вошел в меня, не растянул до предела, до вскрика, который никто никогда не услышит.

И я нетерпеливая. Рвано тяну его футболку наверх, снимаю через голову, лишь на мгновение прерывая жадное совокупление губ, языков, душ. Тут же ощупываю его идеальное твердое тело без капли волос, сглатываю слюну и не выдерживаю.

Делаю то, что вслух-то произнести стыдно. Сползаю с колен, пьяно улыбаюсь. Мирон почему-то матерится, пока я языком кружу по его плоским соскам. Все ниже, туда, где идеальные по форме кубики, не слишком выпирающие, а такие вот как надо. Чтобы удобно было языком пощекотать, чуть ниже, к ремню, который необходимо снять.

И я закусываю губу зубами, расстегиваю все как можно скорее. Выдергиваю из петель, дергаю ширинку, чувствую, как рот пересыхает от неизвестной жажды.

Мне нужно больше.

Мне нужно сейчас.

Мне нужно взять в руку этот идеальный предмет. Все верно. Во сне сложно рассмотреть детали, но я помню. Помню каждую венку, помню, как он увеличивался, стоило его коснуться, помню, какие звуки издает Мирон, когда я, ничего не боясь, беру его в рот.

В волосах тут уже усиливается захват от его пальцев. До боли. Такой тянущей. Такой приятной. Что я, уже не соображая, втягиваю член глубже. Привыкаю к давно забытым размерам и принимаюсь качать головой в такт пульсации вен в моем рту.