Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

— Я остаюсь, — произношу четко и ясно, прежде чем Миллер что-то потребует. Не оставлю Нан, пока все не закончится.

— Я так и думал. — То, как легко он согласился, пугает, но я сохраняю самообладание, не желая больше показывать свою слабость. — Мне нужно… — он замолкает, на мгновение задумавшись, — мне нужно домой, чтобы поразмыслить.

Хочется умолять его остаться. Миллеру нужно спокойствие, чтобы собраться. Его мир погрузился в хаос, и он выглядит так, будто вот-вот сломается под давлением. Я понимаю, правда, понимаю, но какая-то крошечная часть меня опустошена. Хочу быть той, кто успокоит его. Но сейчас не время быть эгоисткой. Не только Миллер находит покой, когда мы вместе.

Он откашливается и оглядывает кухню.

— Отдай мне то, что он оставил. — Рядом со мной появляется коричневый мягкий конверт, и Миллер берет его, не поблагодарив. — Присматривайте за ней.

А потом поворачивается и уходит. Я наблюдаю, как он исчезает в коридоре, а затем тихо закрывается входная дверь. Уже скучаю, хотя он ушел всего несколько секунд назад. Мое сердце как будто замедляется, и как бы глупо это ни казалось, я ощущаю себя покинутой. Потерянной.

Глава 21

Только холодный душ может успокоить мои нервы. Когда я выхожу, в доме стоит тишина. После того как заглядываю в комнату Нан, которая все еще спит, проскальзываю на кухню. Грегори что-то помешивает у плиты и, присоединившись к нему, я спрашиваю:

— Где Уильям?

— Его вызвали. — Деревянная ложка ударяется о край кастрюли, выплескивая часть содержимого на фартук. — Вот дерьмо!

— Что это? — приглядываюсь, сморщив нос, на коричневое месиво, которое кипит в кастрюле. — Выглядит отвратительно.

— Это должен был быть картофельно-луковый суп. — Уронив ложку, он отступает на шаг, протирая лоб полотенцем. — Нан будет в ужасе.

Я выдавливаю улыбку и замечаю капли на его щеках.

— Ты заляпался. — Взяв полотенце, начинаю вытирать его. — Как это ты умудрился все размазать по лицу?

Грегори не отвечает, просто тихо стоит, не мешая мне. Потратив гораздо больше времени, чем нужно, убеждаюсь, что натерла ему волдыри. Тяну время, лишь бы избежать неизбежного.

— Думаю, хватит, — бормочет он, хватая меня за запястье, чтобы остановить.

Я настороженно осматриваю светло-коричневые капли и белую футболку.

— Здесь тоже грязно.

Убрав руку, начинаю оттирать его грудь, но останавливаюсь прежде, чем успеваю довести до красных пятен.

— Детка, остановись.

— Я не хочу говорить об этом, — выпаливаю, не сводя глаз с его руки, которая все еще держит мое запястье. — Мы обязательно все обсудим, только не сейчас.

Грегори выключает газ и подводит меня к стулу.

— Мне нужен совет, поможешь?

— Конечно.

— Обещаешь?

— Да, — киваю с энтузиазмом, любя его за то, что он не давит, за его понимание, — рассказывай.

— Бен сообщит обо всем семье в эти выходные.

Прикусив губу, я пытаюсь удержаться от улыбки, потому что радуюсь. Настоящая счастливая улыбка. Не фальшивая или вымученная.

— Правда-правда?

— Да, правда-правда.

— И?

— Что?

— И очевидно, что ты счастлив.

Наконец он сдается и улыбается до ушей.

— Очевидно. — Но его улыбка исчезает так же быстро, как и появилась, а вместе с ней и моя. — Судя по тому, что я знаю, родители Бена придерживаются другого суждения. Будет трудно.

Я взяла его руку и сжала ее.

— Все будет хорошо, — уверяю я его, неуверенно кивая. — Они полюбят тебя. А почему нет?

— Потому что, я не девушка, — улыбается он, целуя мою руку, — но мы с Беном есть друг у друга, а это главное, верно?

— Верно, — отвечаю я без промедления, так как это правда.

— Он для меня много значит, малышка.