Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

Я его здесь не оставлю! Кровь застилает мои глаза.

— Ты не получишь его! — обезумев, кричу я и отскакиваю, когда она снова замахивается плеткой. Ярость поглощает каждую клеточку моего существа, страх и горечь растворяются во всепоглощающем гневе.

Я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь хоть отдаленно опасного, и вот на кровати блестит что-то металлическое. Ремень Миллера. Вырывая из брюк, беспорядочно размахиваю им, готовясь нанести удар.

— Ах ты, маленькая дрянь. И что ты хочешь сделать?

Она приближается, плетка подрагивает в руках. На мое оружие она совсем не обращает внимания.

— Он принадлежит мне, — сквозь зубы произношу, отчаянно ища самообладание. Я не успокоюсь, пока не выберусь отсюда целой и вместе с Миллером.

Ее губы кривятся от злости, но мне все равно. Я отвечаю ей тем же, вынуждая начать бой первой. Кошусь на Миллера. Он все еще неподвижно висит на стене. Эта картина лишь сильнее меня злит. Кожу покалывает от безудержной ярости, кипящей в венах. Не успев обдумать свои действия, взмахиваю ремнем в ее сторону. Знаю, что он попадет в цель, а крик боли лишь подтверждает мою правоту. Я подбегаю к Миллеру и прикасаюсь к его щеке, мягко проводя по щетине. Он бормочет какие-то бессвязные слова и сонно утыкается носом в мою ладонь. И это подстегивает меня. Я начинаю спокойно освобождать его руки от пут.

— Отойди от него!

Она вдруг оказывается рядом со мной, хватает Миллера за руку, заявляя права. Он вздрагивает и душераздирающе стонет. Это оказывается за гранью моего терпения.

Злая, я двигаюсь вперед, размахивая ремнем и стараясь прицелиться.

— Не трогай его! — кричу я, тыльной стороной ладони давай ей пощечину. Сбитая с толку женщина отшатывается, а я, воспользовавшись моментом, упираюсь ладонями ей в грудь, отталкивая подальше от Миллера. — Он мой.

Мне не страшно. Я поворачиваюсь к Миллеру, но задыхаюсь от боли, когда меня внезапно хватают. Плетка удерживает мою руку.

— Отойди, — повторяет она, дергая оружие так, что почти притягивает к себе. Я вскрикиваю от боли, понимая, что наступает страх, а она не собирается отпускать.

— Это ты отойди, Екатерина.

Услышав голос матери, я поднимаю голову. Она стоит в дверном проеме, оценивая ситуацию. Грейси выглядит злой, у нее широко распахнуты глаза и сначала она смотрит на меня, затем на Миллера, а после ее взгляд останавливается на больной суке, которая все еще удерживает меня плетью. На лице матери презрение, а в руках у нее — пистолет.

Спустя несколько секунд кожаное оружие освобождает мое запястье, и я начинаю растирать руку, морщась от боли.

— Грейси Тейлор, — задумчиво произносит она, улыбаясь, — сделаю вид, что ты не целишься мне в голову.

Ее голос звучит спокойно.

— Конечно, — Грейси шагает вперед, — а теперь звони брату и говори, что Чарли не выполнил условия.

Ее брови изгибаются в удивлении.

— И зачем мне это.

— Сделка, заключенная между Чарли и твоим дорогим братом, недействительна. Миллер больше не принадлежит ему, Екатерина. Он не предмет торговли. Посмотри внимательно. Он похож на добровольно пришедшего к тебе человека? Это сделал Чарли. Я уверена, что ты ожидала получить не такой особый подарок. — Губы моей мамы кривятся, показывая жесткость, которой я прежде не видела. — Уверена, ты не хочешь повесить ярлык «насильник» на свою грозную репутацию, Екатерина.

Русская откидывает плетку и, надув губы, бросает взгляд на Миллера. Затем снова смотрит на мою мать.

— Я не люблю, когда меня молят о пощаде. — Она выглядит оскорблённой и медленно подходит к Грейси, которая опускает пистолет. — Говоришь, дело рук Чарли Андерсона? Он накачал его?

— Ты хочешь его крови?

— Да, — усмехается она, оглядывая мою мать с головы до ног, — мне нужна кровь Чарли. — Она серьезна. — Думаю, я позвоню брату. Он не любит, когда меня расстраивают.

— Никому это не нравится, Екатерина.