Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

У меня все болит. Между бедер натерто, а я лежу, распластавшись на кровати Миллера, обернутая простыней вокруг талии. Мою обнажённую спину обдает прохладный воздух. Я липкая и потная. Не сомневаюсь, что на голове сейчас полная неразбериха. Не хочу открывать глаза, поэтому вспоминаю каждую секунду прошлой ночи. Миллер и в самом деле выполнил свое обещание, взяв меня по всей квартире. Я могла бы проспать целую вечность, но отдаленно осознаю, что его нет рядом. На тот случай если ощущения меня подвели, похлопываю рукой по кровати. Но нет, я права. Борясь с постельным бельем, я сажусь, пытаясь смахнуть слипшиеся волосы со своего сонного лица. В комнате его тоже нет.

— Миллер?

Я смотрю в сторону ванной, замечая открытую дверь. Оттуда не доносится ни звука. Пошевелившись, осознаю, что что-то тянет меня назад.

— Что за?

На моем запястье белая тонкая верёвка, которая тянется куда-то вдаль. Осматриваюсь и понимаю, что она ведет из спальни. Одновременно хмурюсь и улыбаюсь, а затем встаю на ноги.

— Что он задумал? — спрашиваю у пустоты.

Натягиваю на себя простынь и беру веревку обеими руками. Следуя за ней, я открываю дверь в коридор, внимательно прислушиваясь. Ничего.

Улыбаясь на ходу, прохожу по коридору, пока не оказываюсь в гостиной. Но нить все еще указывает путь, поэтому я продвигаюсь дальше и останавливаюсь возле одной из картин Миллера. Улыбка сходит с моего лица.

Это не знаменитые лондонские пейзажи.

Это новая картина.

На ней изображена я.

Я прикрываю рот руками, ошеломлённая тем, на что смотрю.

Обнаженная спина.

Невидяще скольжу по изгибам своей тонкой талии. Я выгляжу безмятежной, спокойной и совершенной.

Здесь нет ничего лишнего. Каждая деталь моего тела изображена четко. Миллер написал меня в непривычном для себя стиле, обычно он создает эффект размытия, чтобы сделать изображение непривлекательным.

Хотя здания на горизонте позади меня окрашены в разные цвета, в основном черные и серые с оттенками желтых пятен, чтобы усилить сияние огней. Он прекрасно воспроизвел оконное стекло, и мое отражение в нем — лицо, обнаженная грудь, волосы…

Я медленно качаю головой и осознаю, что не дышу. Убираю ладонь ото рта, осторожно делаю шаг назад. Картина еще не до конца высохла, поэтому я не дотрагиваюсь. Хотя пальцы и тянутся к холсту, чтобы проследить за линиями тела.

— Боже, Миллер, — вздыхаю я, пораженная красотой того, на что смотрю.

Не из-за того, что на картине изображена я, а потому что ее создал мой совершенный, но с покалеченной душой возлюбленный. Миллер никогда не перестанет меня удивлять. Его превосходный ум, сила, нежность… поразительный талант.

Я выгляжу почти живой, и меня обрамляют разнообразные оттенки. Продолжаю любоваться красотой этого произведения, и тут мое внимание привлекает клочок бумаги в левом нижнем углу картины. Неуверенно протягиваю руку, потому что Миллер Харт умеет разбивать сердце с помощью написанных слов.

Всего четыре слова, от которых у меня ёкает сердце.

«Я вижу только тебя».

Фраза заставляет меня плакать. Яростно вытираю катящиеся по щеке слезы. Всхлипываю, читаю еще раз, а затем смотрю на картину, напоминая себе о ее великолепии. Этот образ и слова уже отпечатались в моем сознании. Мне нужно найти Миллера, почувствовать его. Но спустя несколько минут моей молчаливой просьбы понимаю, что все еще одна, в комнате только я и полотно.

Вспоминаю о прикрепленной к запястью веревке и хватаю ее. Замечаю, что она тянется с другой стороны картины, направляя на кухню. Но хмурюсь, видя ведущую обратно нить. Охота не закончена, но Миллера нет и на кухне. На столе беспорядок, а в воздухе витает стойкий запах гари. Да, не похоже на моего мужчину. Я вижу ножницы, клочки бумаги и кастрюлю. Опустив взгляд внутрь, вздрагиваю.