Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

Уильям качает головой, не удосуживаясь озвучить водителю встречный приказ. Ему и не нужно. Тед очевидно не такой смелый, как я… или, скорее всего, сильнее уважает Уильяма Андерсона. В зеркале снова вижу эту улыбку. Похоже это его постоянное выражение лица.

— Почему он всегда такой счастливый? — с искренним интересом спрашиваю я, едва снова перевожу взгляд на Уильяма.

Он задумчиво смотрит на меня, постукивая пальцами по двери.

— Думаю, потому что ты ему кого-то напоминаешь, — тихо и осторожно произносит он. Вздрагиваю на своем сиденье, когда понимаю, что он имеет в виду. Тед знал мою мать? Хмурюсь, напряженно размышляя. Мне стоит спросить? Открываю рот, чтобы заговорить, но тут же захлопываю. Захочу ли я вообще ее увидеть, если выяснится, что она жива. Ответ приходит быстро, едва ли я успеваю подумать о причинах. Я в нем не сомневаюсь.

Нет. Не захочу.

В больнице жарко и многолюдно, но я все равно быстро иду по коридору, стремясь добраться до Нан. Уильям уверенно двигается следом, длинные ноги позволяют ему не отставать.

— Твой друг, — неожиданно говорит он, заставляя меня сбросить темп. Мысли тоже разбегаются. Не знаю почему. Зато понимаю, о ком он говорит. — Грегори, — уточняет Уильям, будто бы сомневается, поняла ли я, о ком речь.

Снова прибавляю шаг и смотрю только вперед.

— Что он?

— Славный парень. — Морщу лоб от его замечания. Грегори очень славный парень, но думаю, Уильям не просто так льстит. — Он очень славный парень. Амбициозный, умный…

— Погоди! — Я резко останавливаюсь и одариваю Уильяма недоверчивым взглядом. А затем смеюсь. Бесконтрольно. Я разваливаюсь на куски. Выдающийся мужчина в костюме теряет дар речи и широко распахивает глаза, пока я едва ли не валяюсь в больничном коридоре, хихикая про себя. — О господи! — усмехаюсь я, вытирая слезящиеся глаза, и поднимаю взгляд на Уильяма. Он оглядывается вокруг, явно испытывая неловкость. — Хорошая попытка, Уильям. — Я продолжаю идти, Уильям нерешительно следует за мной. Он в отчаянии. — Жаль тебя разочаровывать, — бросаю через плечо, — но Грегори гей.

— Гей? — Ошеломление в его голосе заставляет меня улыбнуться и отчаянно захотеть увидеть удивление грозного Уильяма Андерсона. Его мало что беспокоит. Но это сработало, и я наслаждаюсь восторгом от произведенного эффекта.

— Да, гей, так что можешь не стараться. — Мне следует злиться на продолжающиеся попытки разлучить нас с Миллером, но удовлетворение не позволяет этого сделать. Миллер, однако, не слишком обрадуется, если узнает об упорном вмешательстве Уильяма.

Оставляя Уильяма восстанавливать самообладание, я врываюсь в палату и направляюсь прямо к нише, где, как я знаю, должна находиться Нан.

— Доброе утро! — ласково говорю я, находя ее сидящей в кресле в цветастом платье и с идеально уложенными волосами. На ее коленях поднос, и она ковыряется в чем-то похожем на бутерброд с яйцом.

Безразличие в темно-синем взгляде в мгновение ока уничтожают хорошее настроение.

— Доброе? — ворчит бабушка, ставя поднос на столик.

С тревожно сжимающимся сердцем я присаживаюсь на край ее кровати.

— Ты в самом лучшем месте, Нан.

— Пфф! — дуется она, убирая с лица идеальные локоны. — Да, если бы умерла, но я прекрасно себя чувствую.

Не хочу вести себя снисходительно и усилием воли не закатываю глаза.

— Тебя не стали бы держать здесь, если бы считали, что ты прекрасно себя чувствуешь.

— Разве я так выгляжу? — Она вытягивает руку и указывает морщинистым пальцем на старушку, лежащую на противоположной кровати. Я не нахожу слов. Нет, она совершенно не похожа на бедную женщину, дремлющую с открытым ртом на другой стороне. Та действительно кажется мертвой.

— Энид! — кричит Нан, заставляя меня подпрыгнуть. — Энид, дорогая, это моя внучка. Помнишь, я рассказывала тебе?