Он обожал её красивые словечки: "уклончивость", "блистательный". Обожал непринуждённые улыбки, надушенные запястья и шею… Она была похожа на прекрасный подарок, который умолял его развернуть. От одной её близости в жилах закипала кровь. Прошлой ночью стоило ему лишь представить Меррит обнажённой и несколько раз коснуться своего мужского органа рукой, как Кира накрыла умопомрачительная разрядка, пронимающая до мозга костей. О чём он тут же пожалел, когда рёбра мгновенно пронзила такая острая боль, будто по ним ударили кувалдой. И всё же сегодня Кир жаждал Меррит сильнее, чем вчера.

Чтобы защитить себя, он пытался отгородиться от Меррит. Кир изо всех сил старался не поощрять откровенных разговоров. Он вёл себя дружелюбно, но подчёркнуто вежливо, окружая своё сердце стальной бронёй в надежде, что этого будет достаточно, чтобы его сберечь. А если нет… то на других женщинах придётся поставить крест.

Нужно поскорее уехать, иначе станет слишком поздно. Если уже не стало.

День Кир провёл с Фиби в семейной гостиной. Она играла с дочерью на одеяле, расстеленном на полу, а он занимал удобное кресло рядом. Ему сразу же понравилась Фиби, она была дружелюбной, прямолинейной и остроумной женщиной. Вместе с мужем управляла поместьем в Эссексе и могла с такой лёгкостью обсуждать сельское хозяйство и земледелие, что Кир почти забывал о её происхождении.

— Я подумала, что, возможно, ты захочешь полистать, — сказала Фиби, пододвинув увесистую книгу в кожаном переплёте на низком столике перед Киром.

— Что это? Альбом для вырезок?

— Альбом с фотографиями моей семьи. — Она осеклась: — Нашей семьи.

Кир покачал головой, отказываясь прикасаться к альбому.

— Не вижу в этом необходимости.

Фиби вскинула брови.

— Неужели тебе ни капельки не любопытно узнать о своих родственниках? У тебя нет никаких вопросов? Ты даже не хочешь на них взглянуть?

— Возможно, мы и не родственники. У нас нет неопровержимых доказательств.

— Чепуха. — Фиби бросила на него сардонический взгляд. — Наличие веских косвенных доказательств отвечает правовым стандартам доказывания, и в твоём случае их более чем достаточно, чтобы отбросить все разумные сомнения. — Она сделала паузу, а потом мягко добавила: — И ты бы уже сам обо всём знал, если бы просто поговорил с отцом.

Кир нахмурился и принялся поигрывать с бахромой из бисера на абажуре лампы, стоявшей на столе рядом с его креслом. С Кингстоном он общался мало и только в общей компании, и слава богу! Кир пока не был готов к неприятному и неизбежному разговору.

К счастью, герцог не настаивал на нём, вероятно, потому, что и так был чертовски занят. Каждое утро он штудировал гору отчётов и корреспонденции, надиктовывал сообщения личному секретарю и посылал лакея отправлять письма и телеграммы. Во второй половине дня Кингстон проводил встречи с арендаторами, торговцами или управляющими, а иногда принимал гостей из Лондона или других мест.

Однако в конце дня он откладывал все дела, и наступало время для отдыха. Все собирались за обеденным столом, уставленным серебром и хрусталём и освещённым множеством свечей. Лакеи в белых перчатках приносили изумительные блюда: сочные, приготовленные на гриле красно-белые креветки, пандлы, как называли их местные жители, овощной суп-пюре, приправленный нежными кусочками омара из Чичестера, форель из Эмберли прямо со сковороды, украшенную поджаренными ломтиками миндаля. На ужин подавали бесконечное разнообразие свежих овощей и мелко нашинкованных салатов, хлеб с только что взбитым маслом и тарелки с местными сырами и тепличными фруктами на десерт. Кир никогда в жизни так хорошо не ел.