Пятьдесят три письма моему любимому - Лейла Аттар (2022)

18. Браунис

1 января 1996 года

Мы с Хафизом посмотрели обратный отсчет последних секунд до наступления Нового года по телевизору. Панорама городского неба взорвалась сверкающим заревом фейерверков. Люди на улицах начали радостно обниматься. Парки и улицы покрылись разноцветными конфетти.

Хафиз выключил телевизор и направился к лестнице в спальню. О, это знакомое чувство привычки, удобство из-за того, что ни о чем не нужно спрашивать, что точно знаешь, когда время спать, есть или мыть машину.

Я сполоснула чашки от кофе и выключила свет. Наташа и Заин уже спали. Я постояла у входа в их комнаты, думая, что принесет им этот год: может быть, у Наташи начнутся месячные, а у Заина выпадет очередной зуб.

– С Новым годом! – Хафиз поцеловал меня, выходя из ванной. Легкий поцелуй, из тех, какими мы обменивались тысячу раз, но я чувствовала, что нарушила священное доверие, касаясь его теми же губами, которыми целовала Троя. Закрыв за ним дверь, я прислонилась к ней. Потом подошла к раковине и плеснула в лицо холодной водой. Тревожность отступила. Я почистила зубы и вышла из ванной.

– Пойду позвоню Мааман, – сказала я.

На цыпочках спустилась вниз и взяла телефон.

– Я не могу долго разговаривать, – сказала Мааман. – Я жду, что мне позвонит твой брат.

– Ложись спать. Они, может быть, и не дома.

Мааман могла прождать у телефона всю ночь, но она никогда не взяла бы трубку и не набрала номер Хуссейна. Это было выше нее, все равно, что признать собственную слабость.

– Ему наплевать, – всхлипнула она.

Я представила, как она в ночной рубашке стоит у кухонного стола, барабаня пальцами по столешнице.

– Мааман, с Новым годом!

– Наш новый год наступит только в марте, – заметила она.

– Все равно с Новым годом.

Она пожаловалась, как это все неудобно, все закрыто – ее врач, хозяйственный магазин, кафе, где она встречалась с друзьями.

– Еще один день, – сказала я.

– Заррин снова в больнице.

– Что? Когда?

– Прошлой ночью, – ответила Мааман. – Нехорошо это.

– Я завтра за тобой заеду. Мы навестим ее. – Я помолчала. – И, Мааман?

– Да?

– Когда ты сама в последний раз делала маммограмму?

– В мае. Ты же меня и возила.

Некоторые вещи делаются настолько автоматически, что про них забываешь. Я повесила трубку, думая о своих первых днях в Торонто, которые я провела у тети Заррин, в ее кухне, пахнущей мускатным орехом.

– Еда объединяет, – говорила она. – Она собирает нас вместе. Ничто так не говорит о любви, как домашняя еда. Эти браунис – мой личный рецепт. Вспоминай обо мне, когда потом будешь готовить их для своей семьи. А им это будет напоминать о тебе, такое небольшое волшебство, которое можешь сделать только ты.

И она поделилась со мной секретом своего знаменитого рецепта.

– Но не готовь их слишком часто. А то твой муж растолстеет. – Она надула щеки и рассмеялась, и ее круглый живот заходил под фартуком туда-сюда.

Я принесла тете Заррин несколько браунис через пару дней после ее первой химиотерапии.

– Ты их еще готовишь, – улыбнувшись, она откусила кусочек. – Уверена, что Хафиз спешит домой ради них.

Но Хафиз вовсе не был сластеной. А вот Трой был.

Мой взгляд упал на шкаф для одежды. Я почти увидела в нем красную коробку, спрятанную в углу.

Позвони мне.

Я вытащила мобильный телефон. В списке контактов значился только один номер. Я набрала его и затаила дыхание.

Трубку взяли только после пяти гудков.

– Алло.

Я ушла в ванную и плотно закрыла дверь.

– Трой. – На заднем плане играла громкая музыка.

– Погоди, – прикрыв трубку рукой, он что-то сказал. Закрылась дверь. Шум утих.

– Да?

– Это Шейда.

Пауза, потом тихое:

– Привет.

– С Новым годом, – сказали мы оба одновременно.

Я рассмеялась. Он рассмеялся.