Распутье - Тальяна Орлова, Егор Серебрянский (2020)

– Коша! – я резко встала, пытаясь поймать его взгляд. – Я не могу… не хочу лететь! Знаешь, что есть вещи похуже, чем выстрел в затылок? Это, например, спать с человеком, из-за которого погиб друг! Иван хочет вернуть нас в то состояние, которое было раньше. И если я только покажу, что это невозможно, то выстрел мне еще благом покажется! Коша, это не касается тебя, знаю, но не изображай, что тебе все равно! Не изображай, что тебе плевать! – я все-таки начала кричать.

Он не изменился в лице, но перевел взгляд с меня на стену. У него поразительное самообладание, но некоторые события уже не забудешь, из памяти не сотрешь, а значит, я могу взывать хотя бы к его ревности – пусть ее найдется хоть капля. Видимо, не нашлось, поскольку он задал безразличный вопрос:

– Даже интересно, и что я могу сделать в этом случае?

– У меня мало времени. – Я шагнула к нему и тронула за плечо, чтобы снова посмотрел на меня. – И пожалуйста, только не смейся! Я дошла до желания лезть в петлю, а это пока не петля. Коша, сломай мне ногу. Скажу, что с лестницы упала. Если повезет, то Иван без меня улетит, билеты уже куплены. А даже если вернется – не потащит же он меня в горы со сломанной ногой? Похожу в гипсе пару месяцев, красота какая!

Коша отличается ото всех людей хотя бы тем, что на такие вопросы отвечает вопросом:

– Правую или левую?

– Любую! – я почти обрадовалась. – Ты серьезно?

– В принципе, я спрошу о том же – вы серьезно?

– Абсолютно.

Он все-таки посмотрел мне в глаза. Ни тени улыбки во взгляде. Взял за плечи, чуть отодвинул от себя, но наклонился, чтобы смотреть еще пристальнее.

– Это больно, – зачем-то предупредил.

– Представляю. Сама не смогу. И уж тем более не смогу так, чтобы последствий не осталось. А ты умеешь – черт, хоть в какие-то твои умения я верю так, что готова умолять.

– Елизавета Андреевна, вы спятили.

Теперь стало понятно, что он просто издевался – ждал, когда одумаюсь. И слезы навернулись непроизвольно. Как будто Коша сам не понимает, что я давно загнана в такой тупик, где боль – далеко не самое страшное. И голос мой стал неприятным – визгливо-дребезжащим, но с этим я справиться не могла:

– Коша, Кош, – я заглядывала в его глаза и пыталась ухватить за плечи. – Я не могу, понимаешь? Меня тошнить начинает… Я… никогда тебя больше ни о чем не попрошу, клянусь…

– Нет уж. Лучше потом о чем-нибудь другом попросите.

– Коша! – я выла, но пальцами вцепилась в футболку так, что он не мог вывернуться. – Я не могу! Я из окна скорее выпрыгну!

– Елизавета Андреевна…

– Лизой назови! – кричала я. – Посмотри на меня, назови по имени и скажи, что тебе плевать. Только у тебя железобетонные нервы, ты делал вещи и похуже! Так сделай еще раз – не для меня, для себя сделай! Или скажи, что тебе плевать!

– Мне плевать, – прозвучало так тихо, что я в своей истерии в это поверить не могла.

– Или вывези из дома, пока водитель не приехал. И больше ты обо мне не услышишь!

– Вас найдут максимум за три дня. И тогда психушка вам курортом покажется. Но заодно и я очередным косяком себя закопаю.

– Так я поэтому и предлагаю вариант, в котором ты не пострадаешь! Мне-то не плевать, что с тобой здесь потом будет, я это даже изобразить не пытаюсь!

– Елизавета… Лиза. – Он вдруг мягко подтолкнул меня к кровати, усадил, а сам опустился на колени, чтобы смотреть теперь снизу. И повторил: – Лиза, прекрати. Ты и сама знаешь, что никакие временные меры не помогут. Это бред сивой кобылы. Иван Алексеевич хочет наладить отношения – так лучшее, что ты можешь для себя сделать, помочь ему в этом.

Слезы с моего подбородка капали на его руки, но он не замечал. Смотрел, ждал реакции, но я зачем-то начала закатывать штанину, не в силах остановиться.

– Минута боли за два месяца спокойствия – о чем здесь думать? Тебе меня жаль? Так пожалей в том, что мне действительно важно.