Слепой рассвет - Кристина Майер (2020)

Сюда я не заглядывал. Небольшая комната, которую Наталья переоборудовала под свой кабинет. Тут везде висят зеркала, чтобы видеть свое отражение со всех ракурсов в момент репетиции «великих» ролей.

Жена спала на небольшом диване. Рядом стояла недопитая бутылка коньяка. Телефон валялся на полу рядом с пачкой сигарет и кипой листов. Понятно все. Неприятно наблюдать, как она себя убивает. Все роли, на которые ее приглашали, были куплены. Актрисой Наташа была бездарной, учиться не желала, критику не воспринимала. Думала, что одной внешности достаточно, чтобы пробиться в жизни.

Мы в ответе за тех, кого приручили. Давно не осталось к жене теплых чувств, но я ощущал ответственность за нее. Не хотел, чтобы Наташа свою жизнь пустила под откос. Сейчас ее бессмысленно будить и пытаться разговаривать. Придется вернуться сюда вечером. Надеюсь, Наталья будет трезвой.

Я бы развернулся и ушел, но меня привлек верхний лист, запись на нем была сделана от руки.

Присел на корточки. Поднял бумагу. Крупные кривые буквы плясали по всему листу.

«Я не вижу смысла дальше жить. Все хорошее закончилось. Тень прошлых ошибок будет меня преследовать вечность. Впереди лишь мрак…»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16

Полина

Будит меня Машенька. Открываю глаза, Германа рядом нет. На улице ярко светит солнце. Хочется понежиться рядом с доченькой, но она яростно требует есть. Кормила я ее часов в пять, а потом мы наконец-то уснули. Время, наверное, к обеду приближается. Да и подгузник пора сменить.

Сначала сажусь, убеждаюсь, что голова не кружится. Теперь можно и Машу поднять, переложить в кроватку. Эту привычку я выработала еще пару месяцев назад, когда с дочкой на руках чуть не упала.

На детском матрасе лежит записка. Я понимаю, что Герман оставил ее для меня. Мне нельзя напрягать зрение, но я все равно подношу к глазам белый лист, неровный мелкий почерк, буквы расплываются перед глазами тонкими строчками. Силюсь хоть что-то разглядеть, не получается. Убираю бумагу в сторону, потому что начинаю нервничать. Маша плачет, я ничего разглядеть не могу.

— Не плачь моя маленькая! Мама соня такая, не кормит свою девочку, — на мой нежный голос Маша реагирует и на какое-то время перестает плакать. Мне не хочется ее оставлять, но брать на руки и готовить питание я опасаюсь, не доверяю себе. Вроде после несколько часового крепкого сна я хорошо себя чувствую и даже вижу лучше, чем могла ожидать, но все же.

Первым делом беру таблетки и иду в кухню. Вчера я здесь немного разобралась. Маша вновь начинает голосить. Принимаю все препараты сразу, хотя некоторые желательно пить только после еды. Времени на это у меня нет.

Вчера был просто сумасшедший день, неудивительно, что я почти ослепла на какое-то время. Герман заметил и насторожился. Ну, еще бы, пересчитала всю мебель в доме Черногоровых. На ногах точно остались синяки.

Машенька кричит, я стараюсь все сделать быстро, но как назло перегреваю воду. Остужаю. Быстро размешиваю смесь и бегу кормить дочку…

— Малышка, как же маме не хочется с тобой расставаться, но видимо скоро придется.

«Надеюсь, не навсегда» — подумала с грустью. Никто не может дать стопроцентной гарантии, что все закончится благополучно. Мне нужно до получения квоты пройти обследование в столичной клинике. Как бы хотелось, чтобы наши врачи ошиблись…

Хотя, вряд ли мое состояние можно объяснить какой-то незначительной проблемой. Гоню от себя неприятные мысли. Нужен позитивный настрой, но где его взять?

«Как где?» — мысленно ругаю себя и смотрю на довольное сытое лицо моей малышки. Мой антидепрессант.

— Как же я тебя люблю, моя сладкая!

Таблетки действуют почти волшебно. Пока Маша сосала бутылку, я смогла прочесть записку Германа: