Перри Мейсон. Дело об изъеденной молью норке. Дело об одинокой наследнице - Эрл Гарднер (2022)

— Вы знали, что у вас будут сложности с Розой Килинг?

— Да, знала, я же рассказывала вам об этом.

— А Каддо вы тоже рассказывали?

— Да.

— Другими словами, Каддо втерся к вам в доверие.

Девушка нервно теребила платье.

— Да, я понимаю, что сболтнула лишнее.

— Как так получилось?

— Да не виновата я! Просто он очень часто говорит намеками. Он многое узнал сам, еще о большем догадался, да и потом у него такая манера вести себя — он утверждает все со знанием дела, а подобному трудно противостоять. Он делал предположения, и иногда было просто невозможно провести границу между тем, что сказала я, и тем, до чего он дошел сам.

— Однако вы ему немало разболтали.

— Теми или иными способами он многое узнал об этом деле.

— Я позвонил вам и сообщил, что миссис Каддо вышла на тропу войны, — сказал Мейсон.

Марлин кивнула.

— Я велел вам предупредить Розу Килинг.

— Да.

— Вы сделали это?

— Не сразу.

— Почему?

— Произошли изменения — ситуация осложнилась.

— Ради бога, прекратите со мной играть! — раздраженно воскликнул Мейсон. — Вы разболтали все, что можно, совершенно незнакомому человеку, который втерся к вам в доверие, а сейчас пытаетесь что-то скрыть от своего адвоката. Выкладывайте все!

— Ситуация сразу же изменилась.

— Как?

— Я получила письмо.

— От кого?

— От Розы.

— Где оно?

Марлин открыла сумочку, достала конверт и протянула Мейсону. Адвокат посмотрел на погашенную марку, написанный от руки адрес и почтовый штемпель, на котором значилось время 19:30 и стояла вчерашняя дата.

— Когда оно пришло?

— Сегодня утром.

Мейсон достал из конверта лист бумаги. Письмо было написано от руки и подписано Розой Килинг. Пробежав его глазами, он еще раз прочитал его вслух для Деллы:

«Дорогая Марлин!

Мне очень не хотелось отправлять это письмо. Мы были близкими друзьями с твоей матерью. Я готова была все для нее сделать, но пойти на лжесвидетельство не могу. Когда я первый раз давала свидетельские показания, я наврала. Я хотела помочь твоей матери. Меня на самом деле не было в палате, когда Эндикотт подписывал завещание, если он вообще его подписывал. Я пыталась тебе это объяснить, но ты думала, что я хочу денег или чего-то еще. Ничего подобного. Я дружила с твоей матерью, и это заставило меня исказить правду, когда я выступала в суде, и с тех пор меня мучает совесть. Мне хотелось как-то облегчить сообщение тебе этой новости, но я не смогла этого сделать, так что сейчас вынуждена прямо сказать тебе горькую правду.

Искренне твоя, Роза».

— Вы получили письмо сегодня утром? — спросил Мейсон.

Марлин кивнула.

— Оно было при вас, когда я позвонил?

— Да.

— Но мне вы ничего не сказали о нем?

— Нет.

— Почему?

— Я была уверена, что… — начала объяснять Марлин. — Понимаете, Роза и раньше делала намеки, но я так ничего и не предложила ей, поэтому я решила, что теперь она пытается спровоцировать меня на конкретные действия. Я предполагала, что вы, руководствуясь нравственными принципами, скажете, чтобы я не давала ей ни цента.

— Но вы собирались пообещать ей заплатить?

— Я сама точно не знала, что буду делать. Поймите, мистер Мейсон, это письмо — ложь. Она находилась в палате во время подписания завещания. Свидетельские показания, данные ею в суде, — чистая правда. Мне об этом говорили и мать, и Этель Фурлонг. Этель — честная женщина. У нее прекрасная память, и она может восстановить все так же точно, как если бы события произошли вчера. Мистер Эндикотт лежал на кровати и…

— Поговорим об этом, когда у нас будет больше времени, — прервал ее Мейсон. — Сейчас я хочу узнать с максимальной точностью, что вы делали сегодня утром.