Черная магнолия - Иван Любенко (2014)

«А теперь, — рассуждал бывший чиновник, — самое время и о себе подумать». Потенциальных кандидаток в жены Константин Георгиевич насчитал аж четыре, причем самой младшей, работавшей у него горничной, едва минул двадцать первый год, а старшей — вдове мирового судьи — пятьдесят девять. Две другие особы — бывшая актриса из Астрахани сорока лет и тридцатилетняя модистка, — несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, почти ни в чем не уступали друг другу. Можно было даже сказать, что служительница Мельпомены обладала большим шармом и какой-то необъяснимой нежной притягательностью, в особенности когда в разговоре наступала пауза и она, подняв к небу черные глаза, невинно хлопала длинными ресницами. Перед этими жгучими очами старый ловелас и не устоял, выждав год после смерти жены, он повел свою избранницу под венец. На новую хозяйку домовладелец не мог нарадоваться, с ее приходом комнаты будто наполнились светом, и даже старый фикус, тихо умиравший в темном углу, неожиданно расправил широкие листья и пустил два молодых побега. Когда в гостиной запела канарейка, а на подоконниках зацвела герань, старик понял, что на склоне лет в его дом заглянуло счастье.

Именно у двери этого райского гнездышка и оказался Ардашев с доктором Нижегородцевым, после того им пришлось наведаться туда вторично — на четвертый день после прибытия Государя в Ялту. Откровенно говоря, Клим Пантелеевич и не ожидал столь теплого приема от совершенно незнакомых ему людей. Вот ведь как бывает, пришли с доктором посмотреть выставленную на продажу дачу, а хозяева сразу же накрыли на веранде стол с закусками и поставили самовар. И все разговоры об осмотре недвижимости и обсуждения условий возможной сделки согласились вести только после того, как гости откушают «что Бог послал» (эта скупая фраза включала в себя: розовую ветчину, брынзу, черную икру, татарский чэк-чэк, айвовое и малиновое варенье, крымскую Мадейру и греческую баклаву). Это потом выяснилось, что Элеонора Марковна дважды была на гастролях в Ставрополе, выступала в театре Пахалова, и ей целовал ручку тогдашний губернатор Никифораки.

— Вот видишь, дорогая, — накладывая черную икру на кусок чурека, обратился Илиади к жене, — в этом… Ставрополе эллины в почете. Губернатор — грек. И название города, как я вижу, тоже имеет греческие корни: «ставрос» — по-нашему означает «крест», а «полис» — город. Получается «город креста». А ты, дорогая, все боялась расстаться с русской фамилией. А чем, скажи, Илиади хуже Овчинниковой?

— По-моему, все фамилии хороши, — примирительно вымолвил Нижегородцев.

— А как же неблагозвучные? — не унимался грек. — Всякие там «дураковы», «тупицыны» и «разгильдяевы»?

— За них надо предков «благодарить». Верно, неспроста так окрестили, — предположил Нижегородцев. — Я тоже знавал одного хирурга по фамилии Убивец — добрейший был доктор. К нему больные со всей Ставропольской губернии съезжались. Умер от аппендицита.

— На все воля Божья! — грустно качнул головой Илиади.

— У нас в труппе был актер Аркадий Постограмм, совсем, кстати, непьющий, — пролепетала супруга, разливая гостям чай.

Глядя куда-то в сторону, Ардашев по-доброму улыбнулся:

— Помните у Чехова: статский генерал Бризжалов, экзекутор Червяков, отставной корнет Кляузов, золотых дел мастер Хрюкин, полицейский надзиратель Очумелов, фортепьянный настройщик Муркин, фельдшер Курятин и, наконец, унтер Пришибеев?

— Да-да, — подхватила Элеонора Марковна, — а чего стоит рассказ «Лошадиная фамилия»?! Вот уж где он дал волю фантазии!