Духовные беседы - Архимандрит Софроний Сахаров (2003)

Итак, я хотел бы вам, дорогие мои братья и сестры, особенно те, что пришли недавно, передать сие: откройте ваши умы и сердца, чтобы Дух Святой начертал образ Христа в вас, и тогда все монашеское житие наше будет как нечто совершенно неописуемое человеческим словом.

Христос и в Гефсимании, и на Голгофе жил все время мыслью об Отце, так и мы будем жить; но мы будем жить скорее Христом, а не Отцом. Они нераздельны, но с нами Христос находится еще в «деле» (см. Ин. 17:4) — как спасти нас, и мы только через Него приходим к Отцу (ср. Ин. 14:6). Духа Святого мы узнаем по тому, что Он говорит нам — Он говорит то же, что сказал Христос. А если он говорит обратное, то это уже не есть Дух (ср. 1 Ин. 2:22, 4:1–3; 1 Кор. 12:3), третье Лицо Святой Троицы. Практически наша жизнь становится христоцентричной, так что на первом плане перед нами стоит, прежде всего, лик Христа.

Итак, да благословит Господь ваш приход, мои молодые братья и сестры! Я готов служить вам до моего последнего издыхания.

Беседа 6: О прелести [55]

О встрече с понятием «прелесть». Что такое прелесть и «звезда непрелестная». Критерий непрелестной жизни: «Сподоби Господи в день сей...» В отвлеченном богословии скорее возможны ошибки. Наша цель — «Кто живет просто...». Прп. Силуан — исключительное явление: не надо себя равнять с ним. Бог видит нас, а не мы Бога. О непонимании, что есть грех, — обвинение Бога. О смирении себя и богооставленности.

Вот, я, естественно, радуюсь, когда встречаюсь с вами. Как Бог продлил мою жизнь, Ему единому известно. И до сих пор я живу каждый день непонятное состояние: как я живу, почему я живу, зачем? — Но для меня смысл в том, что я хотел бы передать вам весь мой опыт. Прежде всего положительный опыт, а не отрицательный. Он начался прежде, чем кто бы то ни было из вас явился на свет. Когда, возвратившись ко Христу, я начинал мой путь, то жил состояние ума, сердца и тела моего, в которое приводил меня Бог через молитву, — то есть состояние всего моего бытия. Тогда не было еще у меня понятия о том, что человек может ошибаться и что эти ошибки могут быть весьма трагическими и серьезными. Так, вся история человечества — ошибка Адама. Но они могут быть и малыми, едва заметными, едва отражающимися на нашем бытии земном.

Я встретился с понятием «прелесть» (греч.: πλάνη, франц.: égarement или illumination) в Сергиевском институте, когда стал одним из первых его студентов. Я впервые услышал это слово из уст митрополита Антония Храповицкого. Это был замечательный иерарх и, может быть, первый кандидат на реставрируемый патриарший трон в России, но по жребию ему не выпало стать Патриархом, и он уехал за границу, в Югославию, и стал во главе Зарубежной церкви. Митрополит Антоний Храповицкий говорил о том, что даже на Афоне некоторые старцы — в прелести.

Это было, когда во мне уже появилось желание покинуть институт и уехать в монастырь: или на Валаам, или на Афон. В то время это слово имело какое-то мистическое значение. Действительно, люди боялись впасть в прелесть, и этот страх послужил для многих причиною отклонения от правильного мышления. Люди спокойны, когда кто-нибудь напьется допьяна и делает глупости — это не значит, что он «в прелести»; но если сказать, что Нетварный Свет посетил тебя, то моментально ответят: «Ах, это прелесть!» И это был очень серьезный момент в моей парижской жизни, и не только для меня, но для многих.

Вопреки тому, что говорил этот замечательный иерарх Антоний Храповицкий, по прибытии на Афон я поцеловал землю и сказал: «Все, чему меня будут учить отцы, я приемлю. Я оставляю свой ум в положении воспринимающего и никак не судьи». На Афоне тоже были страхи впасть в прелесть. Так у меня возникла необходимость выяснить, что же, собственно, это такое — «прелесть» и как ее понимать.