Трон Знания. Книга 2 - Такаббир Кебади (2016)

— Уже нет, — ответил Хлыст, упираясь ладонями в склизкую стену.

— Где тебя так?

— Там меня уже нет.

— А с глазом что?

— Не знаю. — Пошатнувшись, Хлыст сел на скамью. — Где я?

Полотёр бросил мочало в таз:

— В искупилке.

— Это я понял. Что под землёй?

— Асбестовая фабрика, — сказал браток и вновь опустился на четвереньки; под железной щёткой застонали каменные плиты.

Прачка отжал маски, перекинул тряпицы через плечо:

— Асбест — это камень.

— Слышал, — буркнул Хлыст.

— А в нём волокно. Втыкается в кожу, в горло, в лёгкие, и растёт как репа в грядке.

Хлыст метнул недоверчивый взгляд.

— Не веришь? — Прачка приблизил морду к глазу Хлыста. — Смотри. Это не бородавки. Смотри, смотри. Внутри зелёные точки. Видишь? Думаешь, гной? Не, не гной! А у него, думаешь, шишка? Не-а… Асбест. А хочешь, я тебе задницу покажу. Растёт там что-то. Глянешь?

— Отвали!

— Отвалю. — Мужик почесал облезшие яйца. — А ты шибко не взлетай, братва быстро опустит.

Хлыст взял со скамьи арестантскую робу — чёрную, в оранжевую полоску.

— Э не! Эт моё! — крикнул полотёр.

Хлыст вышел из умывальни, подбоченился:

— Эй! Вертухай! Мне голышом помирать? Дай хоть штаны, не то черти от зависти сдохнут.

Надзиратель провёл его (в чём мать родила) в каменное здание, втолкнул в белую комнату, озарённую лучами солнца. За столом сидел могучий человек в сером костюме и что-то писал. Сбоку от него навытяжку стоял ещё один в форме начальника поселения: тёмно-зелёный китель с погонами и двумя рядами серебряных пуговиц.

Человек за столом отложил ручку, поднял глаза. У Хлыста сердце в коленки опустилось.

— Одевайся, — сказал Крикс и кивком указал на стул в углу кабинета.

Хлыст надел хрустящую рубаху, мягкие штаны, обул ботинки (настоящие, не арестантские), к зеркальцу на стене повернулся, посмотреть, что с глазом. Под закрытым веком впадина. Через щёку, от скулы до переносицы, воронкообразный шрам. Потрогал впадину пальцем — пусто, нет глаза.

Через полчаса Хлыст сидел позади Крикса в чёрной машине, поглаживал изувеченными подагрой руками кожу сиденья и неотрывно смотрел в мощный затылок. Не боится Крикс, ничего не боится: ни свитой рубахи на шее, ни кулака в висок. Знает, гнида, что Хлысту на всё уже плевать…

В сумерках машина покатила по окраине незнакомого селения, остановилась перед маленьким домом. К крылечку в три ступеньки велосипед привален, на перильцах платьица сохнут, над входом керосиновый фонарь светит, в открытом окошке занавеска колышется.

— Иди, — сказал Крикс. — На рассвете приеду.

Хлыст выбрался из машины, поднялся на крыльцо. Машина взревела и скрылась за поворотом.

В прихожей было темно. Хлыст на ощупь добрался до двери, вошёл в коридор. Полумрак вспарывали светлые полосы, вылетающие из двух комнат. Справа слышалось бренчание посуды и треск картошки на сковороде. Слева доносился тоненький голосок, напевающий колыбельную. Знакомая песня…

Заведя руку за спину, Хлыст открыл дверь. Уйти… уйти подальше… Попятился и грохнул каблуком ботинка в створку.

— Тоола! Глянь, кто пришёл, — раздалось справа.

У Хлыста остановилось сердце.

— Матин, — прозвучало слева.

— Не бреши, Тоола! Матин огород поливает. Я его в окошко вижу.

— «Не бреши» — плохое слово. Надо говорить: не обманывай.

Слева появилась девчушка лет семи. Качнула в руке тряпичную куклу:

— Какой-то дядька.

— Какой дядька, Тоола?

Справа в светлом дверном проёме возник худенький как щепка силуэт женщины. Хозяйка протянула руку к чему-то, стоящему за стеной:

— Тоола! Уйди!

Девчушка скрылась в глубине комнаты.

— Что надо? — спросила женщина.

Хлыст сделал шаг вперёд.

Хозяйка резко выставила перед собой нож:

— Не подходи!

Хлыст хотел сказать и не мог… Шагнул в квадрат света.

Женщина выронила нож: