Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов (2012)

— Коли я предложил, — спокойно сказал Вольга. — То мне сам бог велит.

— Добрый ты воевода, Вольга, а вот великие полки никогда не водил, — сказал Тудор. — И мест здешних не знаешь. Через лес к меловой горе конное войско не пройдет — бурелом, поэтому половцы и разбили там стан. Они воевать тож умеют. Но слова ты сказал правильные. Только сделаем так. Меньшее войско перекроет поганым брод и путь в Поле, а засадной конный полк спрячется на том же берегу, у болота — я его добре знаю, — Тудор взял у Вольги нож и очертил им кружок позади нарисованной Вольгой линии реки. — Придем мы после вас, когда сеча уже начнется. Сегодня ты показал, как пешие на конных наступают, но в этот раз вы будете отступать к болоту, заманивать. Пусть поганые думают, что бьют вас. Мертвые сраму не имут, а вот живым с ним жить… Чтобы никто потом не попрекнул старого Тудора, что он бросил своих в беде, и Бог на страшном суде не спросил строго, в передовой полк пойдут хоругви Белгорода во главе с Олегом. (Княжич зарделся.) Его отец велел мне беречь младшего своего сына, если с ним что — голову с меня снимет, но он пойдет с вами. Улеб с Вольгой поведут хоругви из Путивля и Новгорода-северского, а также Вщижа и Гомия. Мы будем позже. Всем сечи хватит! Сватов напоим и сами хватим сполна. Собирайте людей, бояре! Кто успеет, пусть исповедуется и помолится — чтоб Господь принял на небесах. Многие завтра там будут!..

* * *

Улеб и Вольга ехали шагом (чтобы пехота не отставала), нога к ноге. Разговаривали вполголоса. Большой черный жук внезапно ударил Улеба в блестящую пластину доспеха и упал на спину в конскую гриву. Недовольно загудел, перебирая в воздухе лапами. Улеб осторожно взял его двумя пальцами, рассмотрел. Подбросил в воздух. Жук расправил крылья и стремительно улетел прочь. Улеб проводил его улыбкой.

— Чему радуешься, князь? — спросил Вольга, тоже улыбаясь.

— Вечер добрый, — звонко ответил Улеб. — Тихо вокруг, ни ветерка, солнце садится, — князь кивнул в сторону красного диска, повисшего над зубчатой кромкой дальнего леса. — Жара спала. Подойдем к болоту, о котором говорил Тудор, соловьи защекочут. Они всегда над водой поют, им надо время от времени горлышко промочить. Не посмотрят, что войско большое рядом стоит. Такая крохотная птаха, а как громко щекочет! Я еще малый был, когда полюбил их слушать. Какие у нас в Гомии соловьи! Мать ругалась — спать не дают, а я любил. Сяду у открытого окна и слушаю, слушаю. Душа к небу возносится, кажется, сам бы вот сейчас расправил руки и полетел!

— Ты поэт, Улеб!

— Кто такой поэт?

— У нас так зовут тех, кто песни сочиняет.

— Это я могу, — согласился Улеб. — Не раз князям славу пел.

— За деньги?

— За деньги холопы поют. Дружинник — от сердца. Другой раз едем после сечи, сердце от радости трепещет, что жив остался, начинаешь в уме сочинять. Пока доедешь до города — слава готова! На пиру попросишь у князя дозволения, возьмешь гусли… Все уже знают, ждут. Я пою, они слушают, а потом ревут, как бугаи — нравится. Князь тебе чару с поклоном… Меня не раз просили слова записать — чтоб другие потом пели.

— Про поход Игоря напишешь?

— Про что писать? Как наши в полон попали?

— Бились-то насмерть! Я видел.

— Правда твоя, — согласился Улеб, — но славу поют, когда князь битву выиграет. Про срам как?

— А если попросят?

— Попросят — спою! — согласился Улеб. — Коли князь Игорь из Поля живой воротится, почему б не спеть? Только не славу — слово сочинять надо. О полках игоревых.

— Хотел бы я послушать, князь!

— Услышишь… И не зови меня князем! Просто Улеб. Мы с тобой в бою не раз кровь рядом лили, как братья стали. Нет ничего крепче такого братства.

— Люди могут сражаться рядом, а друг друга ненавидеть.

— Бывает, — согласился Улеб, — но ты другой. Ты не такой, как наши.

— Почему?

— Тебя любят вои и дружина, Ярославна жалует; ты, коли захотел бы, давно стал главным даже надо мной.