Пытаюсь себя на место врага поставить и сразу понимаю, что ждал бы я снаружи, для верности, часа два. Чтоб уж точно клиент не вернулся.

Мелькнула мыслишка постучаться, но соображаю, что в такой ситуации лучше «сгореть» и не звучать. Удался замысел вражеский, и пускай. «Ждем, пока кислород не кончится, — пишу. — Потом выбираемся».

Петр кивает и под скалой мостится поудобнее.

Место углядел — лучше не надо, даже завидно стало. Так захотелось сказать ему: «Подвинься», но не рассмешила меня эта шутка, и пошел я к нему, рядом укладываться. Мудрствовать не стал, а завалился на пол и голову ему на ноги положил.

Удобно получилось. Сразу Том Сойер вспомнился и как английские беспризорные спали: «Кто сверху — тому мягко, а кто внизу — тому тепло». Лежит один на полу, а другие на него головы кладут, и так спят всей компанией.

Замелькали картинки перед глазами. Подружка одна, с которой лет десять назад во двор нашего «Иняза» иркутского заехали уединиться. Целуемся, и вижу я краем глаза движение какое-то в темноте. Фары включил, и этот лондонский сюжет нам открылся. Летом дело было. Лежат вповалку под карнизом пацаны лет по десять-двенадцать, и снятся им какие-то пацанские сны.

Долго перед глазами картинка стояла, вот и сейчас вспомнилась.

Заелозил Петруха вдруг ногами, и вырвался я из видений своих. Понимаю, что пора кассеты кислородные менять, — все занятие какое-никакое. Ползет время, а у нас и часов нет. В мои электронные вода попала, а Петруха стекло на своих «Командирских» разбил, когда в озеро валился. Стали мы кассеты подсчитывать — сколько жизни нам остается. Получается, что продержимся еще два часа.

Решил я задвижку пошевелить — заперта не заперта, но Петр меня остановил. Правильно, окажись я на той стороне, с таким вниманием бы на нее глядел… Вот она, воля, рядом, а даже знак подать нельзя. Вдруг враг наш задвижку ухом слушает. Уложил я голову свою «беспризорную» на ноги Петру и успокоился.

«Все, — думаю, — теперь только кассеты меняем и не шумим».

А время медленно идет. Еще раз переставились. Следующая порция в ход пошла. Чую, скоро терпение мое закончится. Дымятся нервишки. Неожиданно затюкало что-то в задвижке, заскреблось. Вдвоем подскочили — значит, не послышалось. «Кто?» — Петру киваю.

Тот плечами жмет и к факелам крадется. Понимаю, если враги, то нет у нас другого оружия кроме палок от факелов да ножей.

А возня там нешуточная идет. Петруха мне факел подает, а я ножик с пояса тяну.

Справа от задвижки встал и жду, когда появится кто, чтобы отоварить его сразу по кумполу. Чувствую, есть у нас шанс на волю вырваться.

Петр лампочку свою тушит, и в это время задвижка открываться начинает.

39. В. Козлякин

Когда зазвучал колокол, Козлякин не спал. Только-только освободился он от сонного наваждения и лежал-раздумывал: «Надо в нычке своей палатку поставить. Влаги внутри нет почти. Умница все-таки Юрка». Тут звон.

«Раз, два, три», — отсчитал Козлякин, а ноги-руки уже сами одеваются-обуваются. А потом еще удары — раз, два, три. «Надо бежать, смотреть, — понял “хозяин” подземного мира. — Началась заваруха».

Вовремя успел. Когда на рудничный двор вылетел, где у Заморенка лежка, компания как раз из щели под крепями выбиралась.

«Что там у них? — присмотрелся Володька к непонятным палкам в руках выскочившей парочки. — И третий где?»

Пока бежал за ними следом, сообразил, что они делать собрались. На палках намотки видны — не иначе, факелы. «Жечь решили», — почувствовал он охотничий азарт Заморенка. А тот бежит, к боку что-то жмет.

Вспомнил, как стрелял однажды Юрка из такого подобия бревна, когда покойный Золотой с пацанами в тупик его загнали. Гремел Заморенок тогда, будто корабельное орудие.

Камни сверху так повалились, что забоялись нападавшие. Раненого забрали и отступили.