Почему - Саманта Клейнберг (2017)

Но если предложить некий механизм, это поможет провести эксперименты, которые выявят причинно-следственные связи. К примеру, если неизвестно, что вызывает болезнь, но есть возможный механизм лечения и целевой препарат, то факт наличия или отсутствия эффекта от этого средства подтолкнет к поиску основополагающих причин.

Механизмы также помогают лучше планировать вмешательства. Если мы обнаружим, что инфицированные москиты вызывают малярию, но ничего не узнаем о способе заражения, единственно возможным методом предотвратить заболевание будет препятствие контакту с москитами. С другой стороны, зная, что происходит, когда в кровь попадают паразиты, мы получаем множество потенциальных целей для вмешательства: паразитов можно остановить в печени, можно помешать им размножаться и т. д.

Достаточно ли провести эксперимент, чтобы найти причину

Несмотря на большую пользу от экспериментов и выборочного тестирования, иногда мы не можем или не должны вмешиваться. Мы способны сделать вывод, что парашюты существенно снижают риск разбиться во время прыжков, и без проверки. Изначальная связь между курением и раком легких была открыта без экспериментов с участием людей. Хотя ясно, что мы способны научаться причинам, исходя из базового знания механизмов действия, важно осознавать: порой эксперименты также способны внушить ложные идеи.

Вот два примера того, что у следствия бывают дополнительные причины, а вмешательство дает побочные эффекты.

Когда требуется узнать, за какой фенотип отвечает конкретный ген, обычно проводится такой тест: берут ген в неактивном состоянии (метод генного нокаута) и смотрят, проявляется ли фенотип при этих условиях. Если ген отвечает за некую черту и она по-прежнему присутствует даже при нокауте, то этот ген не может быть причиной фенотипа. При этом, однако, предполагается, что следствие имеет только одну причину. В действительности, если фенотип сохраняется, для этого может быть дополнительная причина, проявляющая его, когда первый ген неактивен. Это справедливо для многих случаев из области биологии, когда для повышения устойчивости один и тот же ген одновременно воспроизводит черту и подавляет другой ген. Если первый ген становится неактивным, в действие вступает второй.

Аналогично, если следствие не наступает при устранении причины, это все равно не означает, что мы обнаружили ту самую причину. Если мы удалим кислород, пожара в доме не случится, потому что для возгорания кислород необходим. Но мы не сможем утверждать, что кислород приводит к пожарам (это условие недостаточное): нужно много других вещей (например, источник жара и горючий материал).

Скажем, мы пытаемся выяснить, правда ли бег на длинные дистанции помогает сбрасывать вес. Проводим рандомизацию участников по группам тех, кто тренируется для участия в марафонах и кто пробегает километр-другой несколько раз в неделю. Парадокс, но участники этого гипотетического исследования, преодолевающие длинные дистанции, не только не теряют вес, а набирают. Дело в том, что мы хотим оценить не что иное, как влияние долгих пробежек на вес, исходя из предположения, что все остальные факторы остаются неизменными. В действительности бег приводит к незапланированным последствиям. Возможно, участники эксперимента устают и начинают вести малоподвижный образ жизни в те часы, которые не посвящают физической активности. Также они могут начать больше есть, с избытком компенсируя сожженные калории.

Выходит, побочные эффекты, создавая проблемы при попытке использовать причины для планирования, к примеру, политической программы, могут также препятствовать поиску каузальных взаимосвязей.

Особо проблематичные ситуации – когда фактически существуют два пути от причины к следствию, которые могут нейтрализовать или обратить вспять ожидаемые зависимости. Именно этот парадокс мы наблюдали в главе 5, и такая ситуация вовсе не уникальна для исследований методом наблюдения.