— Не торопи меня, Карл. Можно же человеку немножко потянуть, после того как он проделал чертовски хорошую работу?

До Розы донесся глубокий вздох — Карла это не обрадовало.

— Ее зовут Гизела Нимюллер, она была неприятно поражена тем, как это дело ведется в Дании.

— То есть как это понимать?

— Насчет сережек. Ты их помнишь?

— Роза, ну что ты мелешь! Мы говорили о них только сегодня утром!

— Она связывалась с датской полицией еще одиннадцать-двенадцать лет назад и сказала, что теперь может уверенно опознать сережки, которые были найдены в Линнельсе Нор. Их носила ее мать.

Тут Карл едва не врезался на полном ходу в «пежо» с четырьмя горланящими парнями.

— Чего-чего? — крикнул он в трубку, одновременно изо всех сил нажимая на педаль тормоза. — Минуточку, — сказал он затем и остановился на обочине. — Если она тогда не могла их опознать, то откуда вдруг потом опознала?

— Гизела Нимюллер была в гостях у знакомой семьи в Альберсдорфе в Шлезвиге. И там она увидела старые фотографии своих родителей, сделанные, когда они тоже приезжали на какой-то семейный праздник. И что, ты думаешь, было у ее матери на той фотографии? — радостно пробасила Роза. — Ну конечно же, эти сережки, черт возьми!

Карл зажмурился и стиснул кулаки.

«Йес!» — громко ликовал он в душе. Вот то же самое, наверное, чувствовал летчик-испытатель Чак Йегер, когда впервые прорвался сквозь звуковой барьер.

— Вот это да! — Карл потряс головой. Это же настоящий прорыв! — Вот это да! Здорово, Роза! Просто здорово! Ты достала копию фотографии матери с этой сережкой?

— Нет, но она сказала, что послала ее в полицию Рудкёбинга году эдак в девяносто пятом. Я позвонила им, и они сказали, что все старые архивы лежат сейчас в Свенборге.

— Неужели она послала им оригинал фотографии? — Мысленно Карл молился, чтобы это было не так.

— Именно.

Вот черт!

— Но у нее же, наверное, осталась копия? Или негатив? Или это есть у кого-то еще?

— Нет. Она говорит, что нет. Отчасти потому, что она была в бешенстве. Ей с тех пор оттуда не было ни ответа ни привета.

— Ты, конечно, сейчас же позвонишь в Свенборг.

Она издала звук, который показался ему издевательским.

— А то ты меня не знаешь, господин вице-комиссар полиции!

На этом она бросила трубку.

Не прошло и десяти секунд, как он снова позвонил ей.

— Это ты, Карл! — раздался голос Ассада. — Что ты ей такое сказал? У нее какое-то странное лицо.

— Неважно. Скажи ей только, что я ею горжусь.

— Прямо сейчас?

— Да, Ассад, прямо сейчас.

Если только фотография, на которой исчезнувшая женщина снята с сережкой, отыщется где-нибудь в захоронениях свенборгской полиции и если эксперт с уверенностью сможет определить тождество сережек с фотографии, с пляжа в районе Линнельсе Нор и из тайника Кимми, тогда появится юридическое основание возобновить расследование. Черт возьми, наконец-то ему повезло! Это было двадцать лет назад, но все же! Флорину, Дюббёлю-Йенсену и Праму придется пройти долгий трудный путь, предписываемый судебным механизмом. Только бы поскорей отыскать Кимми, ведь металлический ящик был найден у нее. Это легче сказать, чем сделать, а смерть наркоманки отнюдь не упрощала задачу, но ничего — найдем!

— Да! — послышался внезапно из трубки голос Ассада. — Она обрадовалась. Даже назвала меня песчаным червячком.

Сириец так громко расхохотался в трубку, что чуть не оглушил Карла.

Кто еще, кроме него, способен явное оскорбление посчитать комплиментом?

— Карл, а у меня, знаешь, новости не такие хорошие, как у Розы, — сказал он, отсмеявшись. — Едва ли нам удастся еще раз побеседовать с Бьярне Тёгерсеном.

— Ты хочешь сказать, что он отказался с нами встретиться?

— Так отказался, что совершенно как бы недвусмысленно.