Тринадцать свадеб - Пейдж Тун (2017)

Локи больше не поедет в Европу. Он говорит, что вернется в Лондон при первой возможности, если в ближайшее время я собираюсь там жить, и тогда, может быть, мы поедем в Европу вдвоем. Меня радует эта идея, однако ни Локи, ни я не знаем, когда это случится, поэтому особых надежд не питаю. Он живет со мной у Бриджет, и меня спасает мысль, что я возвращаюсь домой вместе с ним, правда, последнюю неделю на работе приходится нелегко. Мы ухитрились поменять свои билеты и теперь летим в Австралию вдвоем. Он предложил встретить Рождество вместе, но я пока не готова познакомить его со своей семьей. Слишком уж шаткий фундамент у наших отношений, хотя я и не перестаю удивляться и радоваться, что Локи почему-то все еще со мной и уверен в том, что у нас есть будущее. И вот в Сиднее наши пути расходятся, и мы теперь летим в разных направлениях.

Над Аделаидой ярко сияет солнце, когда я приземляюсь. В Сиднее я прохожу иммиграционный контроль, и моя мать теперь ждет меня в местном аэропорту, чтобы встретить, как только я сойду с самолета. Я ее сначала не узнаю. Ее привычные длинные волосы мышиного цвета острижены до плеч, а отдельные пряди осветлены. Кожа сияет. Она постройнела и так и пышет здоровьем. Последний раз при встрече я видела совсем другое: она была бледной, выжатой как лимон, с морщинами, пробороздившими все лицо.

Изумленно гляжу на нее.

— Мам?

— Привет, Бронте. — Она улыбается, вытянув руки по швам в ответ на мои объятия. М-да, в этом плане ничего не изменилось. — Как добралась?

— Хорошо, — отвечаю, не сводя с нее изумленного взгляда. — Ты очень изменилась.

Она сияет улыбкой и до неузнаваемости беззаботно пожимает плечами. Кто эта женщина?

Мы убийственно медленно тащимся по городкам, разрастающимся близ Аделаиды, минуя несметное множество одноэтажных магазинчиков готовых блюд, химчисток, благотворительных магазинов и парикмахерских. Мы немного поболтали о работе и моей жизни в Великобритании и в итоге погрузились в относительно уютную тишину. Видимо, я задремала, потому что, открыв глаза, я обнаруживаю, что пригородная зона осталась позади, а за окошком проплывают неброские — серые, зеленые, желтые и коричневые — оттенки австралийского буша. Рядом с дорогой вырастают громадные желто-коричневые холмы, усеянные зелеными соснами и эвкалиптами. Гребни холмов, которые многие годы точат свирепые ветра и проливные дожди, напоминают мне рябь на воде, а когда мы проезжаем мимо глубокого оврага, сквозь мамино окно я замечаю, как вдали сверкает сине-зеленый океан. Я почти забыла, как красиво у меня дома. Устремляю взгляд в синее-синее небо, вижу, как в высоте проплывает огромная стая белых какаду, и не могу сдержать улыбку.

Мы едем дальше по петляющей дороге мимо озер, искрящихся на солнце, пересохших рек, обрамленных высокими многолетними эвкалиптовыми деревьями, ферм, на которых пасутся выхоленные лошади, изнывающие от жары коровы и овцы сероватого цвета, точно покрытые пылью. Среди холмов приютился домик, выстроенный в колониальном стиле, перед которым цветут кусты белой розы. Белые розы всегда будут напоминать мне об отце, который так ими гордился.

Спустя десять минут мать останавливает перед домом свою красную «Киа», и я с ужасом понимаю, что все розовые кусты, которыми отец так дорожил, погибли.

— Что случилось с папиными розами? — хмурясь, спрашиваю ее, также заметив, что газон, некогда пышущий сочной зеленью, пожелтел и засох.

Она отмахивается, пытаясь оправдаться:

— Я не успеваю заниматься садом.

— На работе так много дел? — Она служит на подхвате в библиотеке, расположенной в населенном пункте за пару городков от нас.